Мира Виссон - Дар

Когда мама привезла её к себе домой, а не в их с мужем квартиру, она вспомнила все вещи: стол, стул, кровать, её любимые книжки, кресло и столик рядом с ним. А на столике даже лежит книжка, как будто она только вчера её читала и сюда положила. Нет, книжка, похоже, была маминой, она такую литературу не читает. Устроилась в кресле поудобнее. Положила руки на подлокотники. Несколько раз провела руками по ним взад-вперёд. Она даже помнила ощущения от обивки. А вот когда она пыталась вспомнить их с мужем квартиру – она не помнила ничего. Вообще ничего. Светлана пыталась представить себе, какой бы могла быть эта квартира. Но даже этого у неё не получалось. Складывалось ощущение, что на этой части памяти стоял блок. Именно поэтому она и захотела поехать к маме. Был какой-то внутренний страх перед тем, что она окажется в месте, которое совсем чужое.

Раздался звук открываемой двери. Видимо, пришёл папа. Из коридора послышалась какая-то возня и перешёптывания. Интересно. Что они там задумали. Хотя нет, совсем не интересно. Она прикрыла глаза. И опять перед глазами пронеслись школьные будни. Дверь в комнату скрипнула, приоткрываясь. Сквозь щёлку просочилась девочка лет пяти – шести. Маленькая, но упитанная, из той категории детей, что невольно вызывают желание схватить их, обнять и потискать. На пухлых розовых щеках задорные ямочки, светло-русые кудри, собранные в высокий хвост, спускались ниже лопаток. Следом за ней показалась девочка помладше, лет трёх-четырёх. Светлана невольно отметила, что девочки необыкновенно похожи, вторая будто клон первой, такая же пухленькая, розовощёкая, с такими же задорными ямочками на щеках и светло-русыми волосами. Нет, пожалуй, волосы светлее, почти блондинка и просто волнистые, а не кудрявые, как у сестры, да и покороче. То, что девочки сёстры не вызывало сомнений. И такие прекрасные.

«Какие красивые девочки», – успела подумать она, – «если у меня будут когда-нибудь дети, хочу, чтобы они выглядели также».

– Мама, – крикнула первая и кинулась к ней, обняла и уткнулась носом куда-то в шею.

– Мамочка, – значительно более тонким голоском пискнула вторая. Она добежала позже, но это не помешало ей очень ловко взобраться Светлане на колени и буквально улечься на неё, обхватив её маленькими ручками.

«Какие прекрасные девочки». – Светлана пыталась понять, что она чувствует к ним, помнит ли она что-нибудь. Нет, не помнит. Совершенно не помнит. Но сейчас, когда две пары маленьких ручек обнимали её, она испытывала радость. Настоящую искреннюю радость, чистую и жизнеутверждающую какую-то. Наверно, именно это называется счастьем. Она подумала, как хорошо, что эти красивые малышки её дети. Она приняла эту информацию сразу же. Когда ей сказали, что у неё был муж, она подумала, что этого не может быть. Светлану даже посетила мысль, уж не разыгрывают ли её, непонятно правда зачем им это. Надо было осознать, что у неё был муж, как-то смириться с этим, привыкнуть к этой мысли. Пока что у Светланы это не получалось, это было какой-то дикостью, что она жила с кем-то, делила постель, да и вообще всё в жизни, с каким-то мужчиной, которого она совершенно не помнит. Светлана же, наверное, любила его, раз вышла за него замуж. Так почему же она ничего не может вспомнить? Почему не чувствует никаких эмоций вообще? И даже никаких смутных образов не всплывает? Просто отторжение и всё.

Увидев же девочек, и, узнав, что она их мать, Светлана тут же безоговорочно поверила в это. Несмотря на то, что их она тоже не смогла вспомнить, она сразу же приняла дочек. Как-то сразу поверила, что это её девочки, хоть она их и не помнит. И сразу же почувствовала привязанность к ним, а в след за ней и любовь. Возникла ли новая, или же вдруг сквозь беспамятство проступила та, прежняя, безусловная любовь матери к своим детям, Светлана даже не задумывалась. Это были её дети, она их любила и была счастлива, что они есть. Именно в этот момент она окончательно перестала воспринимать себя подростком.

Девочки соскучились по ней. Светлана провела в больнице почти два месяца. И всё это время они не виделись. Врач советовал не приводить девочек в больницу. Надеялся, что в домашней обстановке Светлана скорее их вспомнит. Пока что этого не произошло. Но Светлану это не беспокоило, более того, она даже не задумалась о том, что не помнит дочек. В больнице она мучительно пыталась вспомнить то одно, то другое, порой доводя себя до исступления. Сейчас же она разглядывала своих малышек и радовалась. Девочки не отходили от неё ни на шаг. Откуда-то пришло знание, что одну из девочек зовут Катей. Она не могла с уверенностью сказать которую из них, но точно знала имя. И тут старшая сказала: «Катя, ну что ты виснешь на маме, я тоже соскучилась и хочу её обнимать». Ага, младшая, отметила Светлана. А старшая? Оля?

«Оля, ты старше меня, ты больше времени с мамой провела в своей жизни, а я меньше, могу я хотя бы сейчас пообниматься».

«Железная логика», – отметила про себя Светлана и сгребла их обеих в охапку, каждую поцеловала в щеку.

Вечером, когда она укладывала девочек спать, они спросили, когда они поедут домой.

– Завтра, – ответила Света, и поняла, что хочешь – не хочешь, а придётся завтра ехать в тот дом, что она не помнит, потому что это дом её девочек.

– Не хочет ничего говорить, – сказал полицейский коллеге, – я пытался её убедить, пытался пристыдить, всё без толку. Боится, что ли кого-то.

Товарищ на его жалобы ответил:

– Не морочься с ней. Там приехала её мать, сказала, что дочь полтора года назад попала в аварию и после этого у неё амнезия. Родных дочерей не вспомнила, пока не увидела. Иногда забывает то, что было вчера. Часть жизни не помнит. Не трать на неё время. Может она просто уже ничего не помнит, поэтому и молчит. Стыди её – не стыди, уговаривай – не уговаривай, не расскажет она ничего. Знаешь, как говорят, свойства памяти вычёркивать неприятные моменты, стирать, чтобы не причиняли боли. Может то, что она увидела, так её расстроило, что у неё раз и ластик сработал, всё быстренько стёр. Первый полицейский пожал плечами:

– Ластик. Жаль, а был такой хороший свидетель. Всё видела.

Первый раз своё «кино» она увидела в тот день, когда с дочками приехала домой. Она ходила по квартире, рассматривала её. Думая, что да, наверное, именно так она и обустроила бы свой дом. Это очень отвечало её мироощущению и самовыражению. Правда иногда она натыкалась на какие-то вещи, которые явно не вписывались в общую картину, как будто попали сюда из какого-то другого мира. Телевизор оказался слишком большим, она бы купила поменьше. Шторы в спальне какие-то уж очень пафосные. Она бы не стала делать никакой бахромы – какие-то пережитки, а может ей просто больше нравится минимализм и хайтек. Её халат и домашние туфли – нонсенс, она бы такие в жизни не купила. Глупость какая, ходить дома в мюли на каблуках. Лучше всего в носках на босу ногу и совсем без тапок, или уж в крайнем случае в шлепках. А мюли, да ещё и украшенные пухом – это скорее стиль какой-нибудь звезды, типа Мэрилин Монро, но никак не Светланы. Ей это точно не подходит. Светлана поняла, что всё то, что ей кажется чуждым в этой, как оказалось, очень даже подходящей ей квартире, скорее всего выбирал муж.