Арина Крючкова - Сказки на ночь для одного Евгения

Что греха таить, исландцы – странный народ, и особенно жители северной столицы. Они живут в совершенно языческих суевериях, запрещая детям подходить к уродливому старику – но они, видите ли, слишком прогрессивны, чтобы верить, что на Гримси обитают тролли и великаны! И даже, что когда-то они там были. А ведь ни один житель Акурейри до сих пор не отважился направить туда свою лодку и проверить. Можете себе представить, какой переполох поднялся бы, если бы заезжий чудак спросил, сколько стоит участок земли под дом на живописном берегу?

Триггви учился пению именно у Палла. И теперь он в крошечных клюве и лапках приносит своему учителю еду. Удивительно, как мало нужно такому огромному существу, чтобы поддерживать жизненные силы! Свиязь приносит ему горбушку белого хлеба, хорошо бы горячего, и кусок бараньего мяса без жира. Может, тролль и не прочь полакомиться топлёным салом, да только не на чем его разогреть.

Из всех суеверий о Палле верно разве что одно – он как огня боится… огня. Должна же была как-то кончиться легенда о троллях с Гримси, и говорят, что однажды храбрый Ладвик в трёх сотнях мест поджёг остров. Так он отомстил чудовищам за то, что те полакомились его невестой, прекрасной Асдис. История эта со всех сторон неправдоподобна: во-первых, давно известно, что тролли не питались людьми. Во-вторых, остров стоит целёхонек, да и как бы мог один человек, пусть и знаменитейший воитель, поджечь сразу триста мест? В-третьих, неспособность богини защитить себя от обычных людоедов вызывает немалые сомнения.

Но факт остаётся фактом – потомок троллей Палл боится огня. Речь даже не идёт о пожарах, которые, наверное, могли бы остановить его сердце. Это огромное существо способно взвыть от крошечной свечи. Может, не будь этого страха, в его комнатушке чуть развеялась бы тьма. Или он даже казался бы человечнее людям: ведь они боятся тем больше, чем меньше объект страха на них похож.

Говорят, что каждый город в Исландии появился на месте маленького каменного замка, построенного игравшим здесь детёнышем тролля. И стоит он до тех пор, пока не умрёт последний из того рода. Нет никаких сомнений, что жизнь Акурейри течёт вместе с кровью в жилах Палла – и очень мало сомнений в том, что у этого старика есть дети. Женщины троллей ещё выживают в мире людей, будучи замечательными красавицами, разве что слегка необычными. Но мужчин в человеческом мире презирали за их омерзительный вид.

И всё же Акурейри стоит до сих пор, а значит, на его улицах до сих пор можно встретить крошечного свиязя Триггви. И даже увидеть пыльную кучу грязного тряпья, если хватит смелости лечь на залитую неясно чем окраинную мостовую и припасть к оконцу на уровне земли.

Если же вы встретите гримшинского тролля, пожалуйста, отвезите его на родину. И обязательно найдите старика Палла. Пора спасать смешных суеверных исландцев, забывших о главной своей легенде.

Будьте бдительны, особенно если слышите чарующее своей мелодичностью пение волынки.

P.S. Большая часть легенд придумана автором или хотя бы составителями туристических справочников. Впрочем, и ребёнок знает, что если хоть один живой человек поверил легенде, то она в каком-то из измерений стала правдой. Именно поэтому я предпочитаю верить – во всё.

Мир полнится чужими звуками. Маленький мир, в котором ни за что заперли десятки людей, сотни мыслей, тысячи слёз. Мир, где живут только от четырёх до шести, где свет в конце тоннеля – понятие буквальное и совсем не высокое, означающее туалет. Маленький мир, где все ждут своей «пятницы», «среды» или «понедельника», своей грани с Большим.

Горячечный шёпот иссушает губы, литрами льётся в горло вода, заполняет через край, размывает боль на секунду, чёткость в глазах – на бесконечное солёное «сегодня».

Пахнет из прошлого: дешёвым дачным мылом, которым бабушка, ругаясь на твои лезущие под руку волосы, до боли и красноты тёрла плечи. Сквозь это едва-едва пробивается терпкий запах чужой боли, детского хрипа и крови – запекающейся так быстро, что она мешает дышать.

Маленькая девочка лежит в зыбкой больничной темноте на кровати, рядом с мамой и в бесконечной дали от неё. Она просыпается каждое утро: ярко-солнечное, чёрно-тихое, сиренево-волнительное, и спрашивает, сколько ей ещё осталось. Мама несколько дней подряд отвечает «неделя», «три дня» и «всего несколько часов». День рассыпается как конфетти, разбиваясь о сознание, кончается тут же. «Спи», – говорит мама, и девочка засыпает, чтобы снова проснуться через пару часов, новым «сегодня».

Но сейчас девочка не может уснуть. Ей страшно, и она шепчет толстому плюшевому коту Жоржу всё, что знает о больнице:

– Главный доктор никого не лечит. Он выходит из кабинета, чтобы пройти круг, задуматься и спросить: «Зачем я вышел?» Он похож на старого бульдога с седыми усами, который живёт у Леночки, нашей соседки. Пухлые щёки обвисли. Пухлые, Жорж, потому что говорить «толстые» мама не разрешает, это грубое слово.

Маленькая девочка дышит часто, ей надо помолчать немного, чтобы набрать побольше воздуха. Она наливает в чашку воду и дёргается: в прошлое чёрное утро мама говорила, что ей нельзя пить. Потом её больно-больно укусил «маленький комарик» и – пустота. Девочка дёргает упрямо плечами, пьёт.

– А с нами в палате живёт молодая ведьма. Я слышала, как в коридоре её называли так. У неё нос большой, почти как у Бабы Яги, из него торчит кусочек белого бинта. Иногда она улыбается мне измученно. Но на других смотрит зло и почти не выходит из палаты. А глаза несчастные, и просыпается всегда с испугом. Как думаешь, может, это не злая ведьма? Хоть чуть-чуть?

Жорж – просто кот из плюша, но когда взрослые спят, он немного двигается. Он кивает согласно. Конечно, не злая. Больше, чем чуть-чуть.

– Вот и я так думаю. Знаешь, после воды мне теперь хочется в туалет, но я боюсь туда идти. В палате рядом с туалетом живёт настоящий тёмный эльф! Он умеет проклинать, подув в спину человеку. Он огромный, очень высокий, очень худой. Весь в чёрном. И волосы тоже чёрные и длинные, как у девчонки.

Маленькая девочка испуганно щурится, покрепче прижимает к себе Жоржа – о тёмных эльфах даже говорить страшно. Она часто целует игрушку в мягкий нос, ложится поближе к спасительному маминому теплу.

– В самом конце коридора есть мальчик-призрак. Но он – хороший призрак, потому что, когда темно, он спит. В коридоре его можно увидеть очень редко. Он плывёт по воздуху, прижавшись к стенке, тонкий-тонкий. Думаю, в сильный дождь или ветер он растворяется. Но, знаешь, Жорж, всё-таки он добрый. Его волосы похожи на лепестки одуванчика, который случайно распустился осенью.