Леди Дракнесс - Когда сказки превращаются в кошмары. Часть 1. Золушка

И вот, как только я вздохнула с облегчением, послышался какой-то тихий невнятный звук. Я прислушалась, определяя направление, откуда он исходил, и сделала плавательное движение в его сторону. Не знаю, почему плавательное. Как-то привычно так стало после реки. А так-то, может, можно и ногами было пойти.

Звук приближался, становясь всё громче. Вскоре я смогла разобрать, что он состоял из нескольких голосов. «Подплыв» ещё ближе, я уже смогла услышать речь. Разговаривали несколько человек. До меня доносилось:

– Тужься, тужься…

– Не могг-гу-у-у…

– Можешь!

– Ну, дорогая, ну давай…

– Сам давай!! В жизни больше рожать не соглашусь!!! А-а-а-а…!!!

– Не кричи. Ребёнку кислород перекрываешь.

– Не могу-у-у… больше!!

– Можешь! Тужься!

– Аа-а-а…!!!

«Рожает кто-то?» – удивлённо подумала я, оглядываясь вокруг. Пространство чуть изменилось, оно стало более серым. Теперь я очутилась в светло-сером колышущемся тумане. Рядом висел какой-то чёрный пушистый сгусток размером с хорошее яблоко.

«Душа, – вдруг отчетливо поняла я. – Чья-то душа, которая не хочет рождаться. Потому так долго идут роды».

Не знаю, почему я так решила. Просто изнутри, словно каменный столб, поднялось знание.

Чёрный сгусток тоже заметил меня. Мы смотрели (если это слово было уместно в данном случае) друг на друга, зависнув в сером мареве без низа и верха. И… поняли друг друга. Не было ни слов, ни мыслей, просто мысленное и чувственное присутствие внутри друг друга. Затем «шарик» скользнул вниз, в открывшуюся вдруг черноту. А я – вперёд, туда, откуда шёл звук.

– Ай-я-я-я… – я закричала от холодной вдруг навалившейся тяжести и глубоко вздохнула.

– Девочка, – раздался мужской голос у меня над ухом, и чьи-то тёплые крепкие руки подхватили меня и куда-то понесли…

P. S. Через десять дней поиски тела Золушки были прекращены. В королевстве был объявлен трёхдневный траур по трагически погибшей невесте принца.

С момента моего первого «А-а-а-а…!» в этом мире прошло не так уж много времени.

А то, что это совсем иной мир, я поняла, едва принюхавшись к его воздуху. У нас так не пахло.

И мои новые родители пахли совсем по-другому. А ещё я совсем не чувствовала запаха Феечки, и это меня пугало и обескураживало. Ведь это значило, что я осталась совсем одна в этом новом для меня месте.

Первое время я усиленно пыталась привлечь её криком, чем сильно пугала своих новых родителей:

– Смотри, она аж зашлась криком, – слышала я испуганный голос женщины над собой.

– Ну-ну, – пытающийся скрыть тревогу голос мужчины рядом. – Не волнуйся. Она же ещё совсем маленькая. А маленькие все плачут. Может, у неё животик болит? – делает предположение вконец напуганный моим просто уже не криком, а визгом мужчина.

Женщина рядом с ним приободряется:

– Надо вставить ей газоотводную трубочку, – испуганно-облегчённо вздыхает она.

– Да. Точно – газы. Она же ещё совсем маленькая. Вот они её и мучают, – облегчённо подхватывает другой мужской голос.

Видимо, хоть какой-то план действий дает им надежду на моё успокоение.

Я же совсем не хочу успокаиваться: я одна среди неизвестно чего и кого. И мне страшно!

– (Фея, где ты?!!) А-а-а-а-а!!!! – надрывалась я.

Две чуть размытые фигуры сначала исчезают из моего поля зрения, а затем… А затем произошло то, после чего в дальнейшем я решила воздержаться от призывов Феечки столь неистово: меня бережно распеленали, аккуратно перевернули на бочок и… что-то воткнули в задницу!

От неожиданности и возмущения я просто взвыла нечеловеческим голосом! А потом… Ну а потом, смачно пукнув, поняла, что мне пока лучше заткнуться, дабы эти двое перестали спасать мой «животик» усиленно запихивая что-то мне в попу. Так-то и попы не напасешься на всех «спасателей».

Одним словом, придя к выводу о том, что свой зад надо беречь, я и не заметила, как уснула, чем вызвала облегчённый вздох моей нынешней родни.

Потом… А потом я почти ничего не помню. Помню тёплые руки, переворачивающие, одевающие, глядящие меня. Помню вкусный запах молока и его чуть сладковатый вкус на моём язычке. Помню чуть терпко-кисловатый запах и сильные, очень сильные руки, держащие меня.

Но это всё были мимолетные воспоминания. В основном я спала.

Второе осознанное воспоминание о новой жизни было уже более чётким: я лежу в своей кроватке. Могу чуть повернуть голову. Могу приподнять руку и ногу. Рассматриваю то белое, на чём лежу. И то зеленовато-пёстрое, в чём одета. Я рада этому. Значит, вскоре я не буду столь зависима от других и смогу осмотреться в этом мире. Улыбаюсь.

К кроватке подходит чья-то фигура и заслоняет мне свет. Это заставляет меня обратить на подошедшего внимание.

Надо мной склонилась высокая фигура мужчины. Белые, как снег, волосы коротко подстрижены. Глаза василькового цвета внимательно меня изучают. Рука, одетая во что-то пятнисто-зелёное, тянется к моей голове и гладит её. Я внимательно разглядываю мужчину.

Неожиданно к нему подходит вторая фигура мужчины, одетая также во что-то пятнисто-зелёного цвета, и тоже наклоняется над кроваткой.

– Смотри: она не спит. И не плачет, – говорит мой отец своему другу.

Я уже знаю, что этот беловолосый человек – мой отец. Я помню этот запах.

– Может, у неё что-то болит? – озабоченно высказывает предположение папин друг.

Его запах я тоже помню. Ему даже пару раз давали меня подержать. Но от него при этом так сильно начинало пахнуть страхом, что я сама с испугу дула в штаны, и меня сразу от него забирали.

Папин друг русоволос и тоже коротко подстрижен.

Оба загорелы. От обоих пахнет оружием.

Я не знаю, откуда я знаю, что пахнет именно оружием. Знаю, и всё.

Отец протягивает к моей голове руку и осторожно гладит меня.

– Ну чего ты не спишь? – тихонько спрашивает он.

Мне почему-то становится смешно, и я радостно улыбаюсь ему.

– Раз улыбается, значит, ничего не болит, – со вздохом облегчения выдает папин друг.

Папа коротко кивает ему и неумело улыбается мне в ответ.

Я радостно пытаюсь им обоим объяснить, что выспалась, потому и не сплю. И что я их хорошо вижу. И что я этому очень рада.

Но вместо слов изо рта вырываются лишь пузырики слюней да какое-то гуканье. Я почти расстроена этим фактом, но мужчин он почему-то приводит в восторг. И, видя их радостные лица, склонённые надо мной, я тоже начинаю смеяться.

Наше безудержное веселье, видимо, и разбудило маму. Потому что она подошла к нам и, склонившись надо мной, сердито зашептала на мужиков:

– Вы чего так громко? Ребёнка разбудили.

– Да она не спала. Просто лежала и смотрела, – чуть виновато оправдывался отец.

Правда, на лицах обоих я заметила явное облегчение от того, что женщина встала. И теперь-то точно придумает, что со мной не спящей и не плачущей делать.