Людмила Чистякова - Таинственный случай

I

Сейчас идет 2021 год, мне уже 50 лет, полжизни позади и, оглядываясь назад на прожитые годы, я часто с замиранием сердца вспоминаю один случай, произошедший со мной и с моим другом Пашкой в нашем родном городе Ленинграде много лет назад, в далеком1983 году.

В тот день мы возвращались из школы домой, настроение у нас было замечательное, ведь впереди нас ждали две недели весенних каникул. Душа радостно ликовала от предвкушения будущего отдыха. По поручению мамы я зашел в магазин и купил пакет молока, 2 буханки хлеба, связку баранок, 300 грамм докторской колбасы, банку тушенки и полкило конфет «Белочка». Разложив продукты по портфелям, мы решили немного прогуляться вдоль нашей школьной улицы.

Весна в этом году была поздняя, снега было много, и лишь на теплотрассах виднелись черные островки проталинок. Ловко прокатившись по ледяной дорожке, Пашка швырнул в сторону портфель, и предложил мне сыграть в футбол. Так как домой мне идти совсем не хотелось, я на его предложение сразу же согласился. Мяча у нас не было, поэтому мы стали искать подходящий для игры предмет. Сначала мы попытались пинать Пашкин портфель, но он был тяжелый и для футбола совсем не подходящий. И в этот момент мне на глаза попала кем-то выброшенная буханка плесневелого черного хлеба. Разбежавшись, я со всей силы пнул по ней ногой. Пашка с легкостью выдержал мой удар и снова спасовал хлеб мне. Игра пошла, круглая головка хлеба летала не хуже мяча. Внезапно я услышал колокольный звон. Посмотрев по сторонам, я попытался понять откуда он раздается… Недалеко от нас была церковь, но она была недействующая, службы там не проходили со времен революции, и сейчас она была переделана в продовольственный склад. Я взглянул на Пашку, было видно, что он тоже что-то слышал: упав на снег, он непонимающе вертел головой. Потом звук колоколов внезапно стих. Я схватил портфель и, потянув за рукав Пашку, решил убежать подальше от этого странного места. И в этот самый момент я почувствовал, что земля уходит у нас из-под ног, вокруг потемнело, в ушах засвистело, перед глазами замелькали ярко-огненные цифры, меня и Пашку завертело кругом, словно мы катались на какой-то дьявольской карусели. Эти страшные ощущения продлились не больше минуты и закончились также внезапно, как и начались. Мы лежали с Пашкой на снегу и смотрели в пасмурное Ленинградское небо. Поправив шапку- ушанку, я встал на колени и огляделся по сторонам. Вокруг была все та же с детства знакомая улица: вон наша школа, вон церковь, вон булочная…но все-таки что-то было не так… Меня очень беспокоило ощущение каких-то больших перемен, я кожей их чувствовал и от страха у меня сводило зубы.

– Пашка, – прошептал я, – а ты думаешь мы где?

– Не знаю, – прошептал он мне в ответ, – вроде в Ленинграде.

– Да. Только что-то здесь не так. Уж больно тихо. Не слышно ни звуков машин, ни криков птиц, ни лая собак.

– Ага, очень странно, вокруг какая-то жуткая, давящая тишина.

Я задумчиво кивнул. Мой друг с точностью описал все мои ощущения.

Саня, – тихо позвал меня Пашка, – пойдем лучше по домам, скоро уже родители придут, ругаться будут.

Я согласился.

Повесив портфели за спину, мы, озираясь по сторонам, отправились домой.

Вдруг зловещую тишину города пронзила сирена. И в небе я увидел летящий со страшным свистом самолет, я сразу узнал его – это был немецкий юнкерс и сердце от страха «упало вниз».

– Немцы! Пашка, немцы! – закричал я, и мы кинулись бежать к булочной, пытаясь укрыться в ней от непонятно откуда взявшейся страшной машины.

Добежать до магазина мы не успели, впереди нас раздался страшный взрыв, и нас окутало густым черным дымом.

– Санька! Ты жив? – воскликнул Пашка.

– Да, вроде! – ответил я, ощупывая коленки.

– Так, так , так… , – услышали мы за спиной строгий женский голос, -что это вы здесь делаете?

Оглянувшись, мы увидели высокую женщину, закутанную в шерстяной платок.

– Почему вы бродите одни по городу? Что сирены не слышали? Ну-ка быстро марш в бомбоубежище.

После этих слов она схватила нас за руки и потащила в сторону от площади, минуя перекресток, она завела нас под арку и, открыв скрипучую дверь, толкнула в душный, пахнущий сыростью и затхлостью подвал.

Осторожно спустившись по скользким ледяным ступенькам , мы оказались в небольшом продолговатом помещении с низкими потолками. В нем, прижавшись друг к другу, сидели люди, кто-то читал, кто-то спал, кто-то тихонько переговаривался. В дальнем углу, поближе к печке-буржуйке, сидела молодая женщина с грудным ребенком на руках, глаза ее были закрыты, она непрерывно покачивалась из стороны в сторону, пыталась успокоить беспрестанно хныкающего малыша. Старичок, сидевший рядом, достал из кармана холщинку и аккуратно развернул ее у себя на колене. Завернутым в серо-белую ткань оказался небольшой, размером в половину моей детской ладони кусочек хлеба. Сразу в подвале возникла мертвая тишина, гул стих, все присутствующие люди голодными глазами наблюдали за дедулей. Я заметил, что сидевшая неподалеку стайка девчонок с жадностью втянули в себя воздух, стараясь почувствовать запах этого мизерного кусочка хлеба. Немолодая женщина в сером пальто сглотнув слюну, стыдливо отвернулась в сторону.

Старичок, аккуратно разломив хлеб пополам, протянул один кусок женщине с ребенком.

– На.., дай-ка ему маненько, – сказал он.

Дрожащими руками женщина взяла у старика протянутый ей хлеб.

– Ты не суетись, не суетись, милая – учил ее дед. Нажуй ему хлебушка хорошенько, заверни его в платочек и пусть сосет. Вот так, молодец… Много то в рот ему не пехай, пусть сосет по-маленькому. Не торопи его, пусть сам кушает. Ишь, как причмокивает! А у самой-то у тебя, что молока совсем нет?

Женщина устало помотала головой и тихо сказала: – Было немножко, а вчера совсем пропало.

Старичок тяжело вздохнул: – Терпи, терпи, родимая. Прорвемся. Вот уж весна пришла, скоро снег сойдет, и заживем. Ты главное о хорошем думай. Мальцу то твоему ведь все твои плохие мысли передаются.

Сказав это, дед аккуратно подобрал губами со своей морщинистой ладони крошки хлеба, и убрал его остатки обратно в платок.

– Санька, мы похоже во времени переместились, – прошептал мне на ухо Пашка. И попали в блокадный Ленинград. Это ж жуть, что делать то будем?

– Не знаю. Если кому расскажем, как бы в «дурку» не отправили. Надо бы точно узнать какой сейчас год? А потом уж будем думать, как в наше время возвращаться будем.

– Тетенька, я чего-то запамятовал, а сколько уж времени война идет? – спросил Пашка сидевшую неподалеку женщину.