Свенья Ларк - Враг един. Книга первая. Слуга отречения

– Отныне вы наша кровь и наши ученики, молодые тули-па, – его второе лицо-маска, наплывающее на первое, обнажило короткие острые клыки. – Вам дарована великая сила и право распоряжаться ей, чтобы вместе с нами стать хозяевами этого мира.

– Сп-пасибо, – еле слышно пробормотал переминающийся с ноги на ногу по правую руку от Кейра Тим.

– Ты чем-то смущён, малыш Аспид? – мягко спросила его Правительница.

– Меня… не оставляет ощущение, что я во сне, – ответил тот, не поднимая глаз.

– Меня тоже, – неуверенно фыркнул Кейр, отчаянно силясь избавиться от навалившегося на него тягостного оцепенения. – Во сне или в мультике.

Донья Милис окинула их долгим задумчивым взглядом и неожиданно рассмеялась, поворачиваясь к Сегуну:

– Вот видишь, кобэсими, к чему приводит избыток торжественных речей? Мальчики только-только впервые приняли зверя, дай же им немного опомниться. Я всё понимаю, – негромко продолжила она, обращаясь к ним обоим. – Нелегко обретать подлинное видение, и вам ещё немало предстоит узнать. Но у вас всё получится, я обещаю.

– А сегодня им предстоит сделать ещё кое-что… – Сегун поднял взгляд на неровную, покрытую извилистыми трещинами скальную стену со множеством ниш, тянущуюся высоко вверх и усыпанную искрящимися прозрачными кристаллами.

К одной из этих ниш, освещённой тревожно мерцающим розоватым светом, вела широкая изогнутая лестница с выщербленными ступенями, по которой тонкими струйками стекал вниз густой бело-фиолетовый туман. Донья Милис вытянула в сторону тонкую изящную руку; пара туманных нитей дымом поднялась в воздух и поползла по её ладони, словно втягиваясь в кончики пальцев, и Правительница согласно наклонила голову:

– Да… он ждёт.

Кейр снова на мгновение ощутил смутное, тянущее беспокойство – как во сне, когда перед тобой вдруг обрывается тропинка, но ты всё равно по инерции шагаешь во тьму, а сон при этом ещё и не думает кончаться. Глюк или не глюк, а ему ведь, кажется, больше уже не удастся очнуться от этого глюка по собственной воле…

– Идите за мной, – донья Милис положила горячие ладони им на плечи. – Мы должны представить вас Владетелю…

Верена спустилась вслед за Алексом в нижнюю рекреацию, залитую ослепительным солнечным светом. Алекс купил в кафетерии два ломтя бананового хлеба, молча протянул один Верене, и она послушно откусила кусок. Потом они вышли на улицу и пошли вглубь университетского парка по узкой, засыпанной ярко-жёлтым песком дорожке.

Молчание затягивалось, и Верена честно пыталась ни о чём не думать. Когда с тобой за такой короткий срок случается разом столько всего странного и иногда страшного, то иногда хочется некоторое время просто… просто ни о чём таком не размышлять. Вот, например, стоит дерево с ветками до земли и иголками, как у сосны, но в ладонь длиной – интересно, как оно называется? Алекс не скажет, наверное. Он же совсем недавно из России.

Или…

– Алекс, а ты… ты вообще человек? – наконец решилась спросить Верена. Ситуация, да и сам вопрос, были насколько бредовыми, что она произнесла это почти на автомате, даже не успев привычно сравнить себя с персонажем из какого-нибудь сериала.

– И да, и нет, – ответил Алекс, жуя. – Больше да, чем нет. По крайней мере, я на это надеюсь… Слушай, давай-ка присядем вон туда на скамейку.

Они сели. Алекс отломил от хлеба тёмную корочку и стал задумчиво крошить её и бросать крошки вездесущим ибисам. Один из них приковылял совсем близко и любопытно ткнул тонким длинным клювом её босые пальцы. Верена поджала ногу.

– Ты… так и собираешься молчать?

– Нет-нет… прости. Просто собираюсь с мыслями. Это всё действительно трудно объяснить, – признался Алекс.

– А ты попробуй…

– Это просто будет звучать для тебя как что-то… да ладно, чёрт с ним. Думаю, ты сейчас уже не будешь особенно придирчива к словам. Главное, что это всё началось бесконечно давно и страшно далеко отсюда.

– Лучше не отпускайте зверя, пока вы внутри, – посоветовала донья Милис. – Потом, может быть… но в первый раз вам иначе будет тяжело, – она подтолкнула их вперёд, к затянутой светящейся розоватой туманной пеленой нише.

– Многообещающее начало, – тихонько шепнул Кейр, повернув к Тиму гротескную, словно карнавальная маска, волчью морду.

Тим видел, что парню здорово не по себе. Он и сам отчаянно робел, и ему очень хотелось сейчас тоже отпустить какой-нибудь скептический комментарий – вот только, как назло, ничего не приходило в голову.

Оба неуверенно шагнули вперёд.

Первым, что почувствовал Тим, было странное онемение во всём теле. Они оказались в облаке смутно струящегося розового света, в котором было почти невозможно различить очертания стен небольшого зала. Впереди, над небольшим каменным возвышением в центре, висело в воздухе… нечто.

Больше всего это походило на гигантскую шаровую молнию, какой её изображают в фильмах. Сгусток белого огня с крошечными аметистовыми прожилками, живой, пульсирующий и распространяющий попеременно волны тепла и холода. Он делался всё ярче и крупнее и внезапно ослепительно вспыхнул. Глаза резануло неожиданной болью, и Тим зажмурился, но это совершенно не помогло, и тогда он прикрыл их перепончатыми лапами. Он слышал, как рядом, пробормотав какое-то ругательство, упал на карачки Кейр.

«БЛИЖЕ».

Голос прозвучал так громко, что заложило уши, и в то же время Тим понимал, что он раздаётся не снаружи, а будто бы прямо внутри черепной коробки. Он шагнул вперёд, не управляя больше своим телом.

«БЛИЖЕ, ЮНЫЕ ВОИНЫ».

Все кости пронзило невыносимой, гудящей вибрацией, как в трансформаторной будке. В грудь, казалось, закачали кубометр лишнего воздуха, лёгкие разрывало от боли, но он не мог выдохнуть, только судорожно открывал рот, словно рыба, выброшенная на берег. Шею пережало невидимой удавкой; Тим схватился за горло и упал ничком. Ему казалось, что от камня пышет жаром, как от раскалённой сковородки.

«Я знал, что ждать придётся долго, – звучал голос. – Пока первый не пришёл ко мне с гор вашего северного материка…»

Перед глазами стремительно замелькали рваные, перепутанные картинки, как во сне; Тим не успевал их осознавать. Ослепительно-белые заснеженные вершины, короткий меч в чьей-то исполосованной шрамами руке, какие-то поваленные ветром шатры посреди степи, и наползающая на них огромная чёрная тень, конская грива, развевающаяся по ветру и вдруг заливаемая кровью… Тим был в сознании, но мыслей не было. Он казался себе прозрачным, почти невидимым, почти растворившимся. Чувствовал, что острые лезвия розового света, которого он больше не видел, препарируют его, как лабораторную лягушку, вытаскивают мозг, заполняют внутренности.