Марта Алова - Лёлька и Колдун

– О, нет! Только не это.

– Это, это, – заверил Никитос. – Они не оставят тебя в покое, можешь не сомневаться. Есть только один вариант избежать кошмара – родить до двадцати пяти.

– Я не могу, – ответила Алана. – Полину хватит удар.

– Плевать на Полину! Ты думай лучше, где будешь искать достойного кандидата на роль производителя. Рожать от кого попало – тоже, знаешь, так себе затея. Рожать надо от умного, красивого и здорового, да, желательно, ещё и богатого. Заметь, себя я не предлагаю, хотя-а…

– Никита! Прекрати!

В трубке раздался натужный булькающий звук. Вот в таком русле в последнее время и протекали почти все их разговоры. Ни о чём, хиханьки да хаханьки. Никита старался её рассмешить, иногда ему это удавалось. Иногда ей даже удавалось остроумно парировать в ответ. Но всё это было не то. Хорошо, конечно, что он просто есть в её жизни, но порой Алане казалось, что Никита по-прежнему видит её десятилетней девочкой, за которой отец поручил ему "присматривать".

– Ладно, ладно, – пробулькала трубка. – Не психуй. Я ведь просто пытаюсь вызвать положительные эмоции у царевны Несмеяны. А если кроме шуток, какие планы на сегодня? Только не говори мне, что опять плесневеешь в одиночестве и разрываешься между двумя лучшими кавалерами: телевизором и компьютером?

Алана молчала, наматывая на палец телефонный провод, и повторяла себе, что вообще-то Никита хороший человек и верный друг и, наверное, по-своему заботится о ней. Наверное.

– Чего молчишь, старушка? – спросила трубка. – Я всё-таки угадал?

– Ты очень догадливый и смекалистый, – грустно улыбнулась Алана.

– Продолжай. Я люблю, когда меня хвалят.

– А ещё ты трепло и бабник. Балаболка. Жуткий сноб. И пьяница. Э-э-э… Кажется, ничего не забыла?

– Так-так, – фыркнул Никитос. – Ну вот, наконец-то! Узнаю свою старушку бабАлану, подругу дней моих суровых. Эх-х, Аленький!.. Чуть не забыл: я же купил тебе подарок. Только вот не знаю, когда теперь смогу выбраться и закинуть. Столько работы навалилось, просто мрак и жуть.

На том конце провода надрывался мобильник. Никита был парень нарасхват.

– Работа? – поинтересовалась Алана.

– Она самая. Слушай, повиси, пожалуйста. У меня тут однозначно важный клиент.

Алана слышала, как её друг отвечает на звонок: "Да, зая. Конечно, зая. Что ты такое говоришь, зая? Как ты могла такое обо мне подумать?" Наконец, Никита вернулся.

– Какие у тебя нежные отношения с клиентами, – она всё-таки не смогла сдержать ехидства.

– Гы… Клиенты бывают разные, – уклончиво заметил Никитос. – А ты ревнуешь?

– Кто? Я? Да не дай бог! – Алана даже руками замахала, забыв о том, что он всё равно не мог её видеть. – Ты с ума сошел, мон шер 4 4 Мой дорогой (франц.) ?

– Ну и зря, – ей показалось, что Никита даже обиделся, хотя с его манерой сложно было судить однозначно. – Ладно, говори, чего там у тебя.

– А с чего ты взял, что у меня что-то?

– Как будто я тебя не знаю. Слышу же, что ты чего-то хочешь и мнешься.

Алана помолчала. И в очередной раз подивилась его прозорливости. Вообще, не смотря на то, что Никитос часто производил впечатление человека легкомысленного и даже самовлюбленного, он был на редкость эмпатичен. Может, в том и заключался секрет его успеха? И не только среди противоположного пола.

– Да, вообще-то есть разговор, – Алана замялась. – Нетелефонный.

– Нетелефонный, – хмыкнул Никита. – То есть, даже не намекнешь?

Алана задумалась. Чего она боится? Она же не агент американской разведки и вряд ли телефон её прослушивается. Однако страх – липкий, противный, душный, словно сковал язык. Как будто если о том, что она задумала, узнает кто-то ещё, кроме неё самой, то узнает и он .

Тот, кого она привыкла бояться в течение всей своей сознательной жизни и против кого впервые решила всерьез восстать.

– Н-нет. Прости, не могу. Только при личной встрече.

– Заинтриговала прямо. Ладно, тогда жди. Попробую вырваться на следующей неделе. Но если вдруг надумаешь – набери меня.

– Приезжай.

"Если Зая отпустит", – захотелось съязвить напоследок, но она не стала этого делать. Алана вдруг представила себе, как он сидит столешнице ( "Сколько можно мостить свой зад на стол, Никита! Ведь есть же стулья!" – десять раз на дню повторяла тётя Валя, но так и не смогла отучить сына от дурной привычки ), стучит по полу босой ногой и, зажав плечом трубку домашнего телефона, свободной рукой набирает в мобильнике смс. Старый добрый Никитос, лохматый и небритый, в любимой футболке с надписью: "Не важно, кто прав, важно – кто Лев". И вдруг поняла, что сейчас расплачется.

– Я буду ждать, – сказала Алана и отключилась.

******

Звонок друга детства вновь вернул её мыслями в прошлое. Туда, где в один из прохладных апрельских дней накануне их с сестрой дня рождения, стоя под деревянной горкой среди луж и остатков черного снега, он заботливо оттирал с Лёлькиной курточки совершенно случайно налипший на рукав гудрон. Совершенно случайно второй раз и на вторую за день куртку, так уж получилось. Алана стояла рядом и хмурилась, предчувствуя нагоняй от мамы, и оттого, что нагоняй явно будет предназначен не ей, а Лёльке, легче не становилось.

– Тили-тили-тесто, жених и невеста! – противным голосом проверещал второклассник Славка Палкин, свесившись с балкона своей квартиры на третьем этаже. – Тили-тили-тесто! Лёлька – невеста, Никитос – жених!

Лёлька покраснела от злости и погрозила Славке кулаком:

– Палка-мочалка несчастная! Больно смелый, из дома орать? Спускайся вниз, трусливая жопа, я покажу тебе, кто тут "невеста"!

Алана зажала рот руками.

– Лёлька, ты что! Мама услышит!

Лёлька надулась, но ничего не ответила. О, это ужасное, но такое меткое слово на букву "ж"! Сколько раз сестра получала за него от мамы по губам, и всё тщетно. Вытравить его из Лёльки было так же невозможно, как заставить Никиту перестать садиться на стол вместо стула.

Кстати, о Никите. В отличие от Лёльки, на палкинский выпад он отреагировал… никак. Спокойно покончил с гудроном, а грязный платок свернул и сунул Лёльке в карман.

– Дома постираешь, – сказал он, и легонько щёлкнул её по носу. Затем повернул голову и долго смотрел на зловредного Палкина взглядом боцмана, наблюдающего за тем, как салага-матрос драит палубу верёвочной шваброй. – А насчет всяких придурков и провокаторов повторяю в сотый раз: не поддавайся. Учись держать удар, малявка!

– Я не малявка! – огрызнулась Лёлька. – И я умею держать удар!

– Я не про тот удар, – сказал Никита как-то загадочно, но пояснять ничего не стал. Взял Лёльку за руку и не торопясь, будто специально для всеобщего обозрения, повёл её через двор к киоску с мороженым. Алана семенила следом, прекрасно осознавая, что такой почести от Никитоса сама она не удостоится никогда, даже если вымажется гудроном с головы до пят.