Галина Смолина - Художница

"Но ведь мы спасли икону. Значит, это стоило того." От этой мысли Олеся внезапно успокоилась. Подняла икону, посмотрев в глаза Богородице.

Как же она смотрит – сострадательно, с любовью и нежностью. Как мама раньше, успокаивая её после какой-нибудь детской обиды. Но это было, когда был жив отец.

Олеся горько заплакала, прижав икону к себе.

– Ну, почему, почему нельзя вернуть ту беззаботную жизнь? Почему так больно всё вспоминать? – в отчаянии сказала Олеся.

– Ну что ты, девочка моя, успокойся! – Анна Степановна обняла её, заплакав вместе с ней.

– Всё будет хорошо, поверь мне.

Поплакали, обнявшись. Потом понемногу успокоились.

– Ну, хватит. Давай не будем больше слёзы лить! – решительно сказала Анна Степановна, придя в себя. – И вообще, надо приготовить что-нибудь поесть. Не хватало нам с голоду ещё умереть. Да и Рекс голодный. У нас же есть грибы, сейчас почистим картошку, лук. Я обожаю жареную картошку с грибами. А ты?

– О, это любимая папина еда. И моя тоже.

Уже сидя за столом, Олеся спросила Анну Степановну:

– А у вас есть семья – муж, дети?

– Муж… был. Мы в разводе. Есть сын Никита, но он уже семь лет живёт в США. Женился там. Я его не видела пять лет. Есть внучка Маша, ей 4 года. Она плохо говорит по-русски. Конечно, мы общаемся по интернету, но мне так хочется обнять её, подержать на руках. Этого меня лишили.

Когда сын закончил институт, муж предложил переехать в США. Я сразу отказалась. Мои родители были ещё живы тогда. Я у них единственная дочь. Как их бросить здесь? Да и мне не хотелось жить в чужой стране. А муж уговорил сына уехать с ним. Сказал, что куда мать денется, если мы оба там будем. Всё равно приедет к нам. А сам уже через год женился. Так вот я одна и осталась.

Родители, конечно, тогда меня уговаривали уехать вместе с семьёй. Но я же понимала, что они хотят, чтобы мне было хорошо, не думая про себя. А в глубине души, наверное, боялись остаться одни. Но я бы всё равно не смогла оставить их. Отец уже тогда болел. Да, если бы я уехала тогда, что было бы с ними здесь, не представляю. Я уговаривала их ко мне переехать в Питер, но они ни в какую. Отец, как отрезал, сказав, что будет умирать только дома. Так оно и вышло. Он умер через полгода после отъезда моей семьи. Я маму увезла к себе в Питер, но она так тосковала по отцу, по дому. Невыносимо было смотреть на неё. Конечно, там для неё всё было чужое. Но ведь и я тоже не могла с ней жить в деревне. И оставить её одну тоже никак. Если бы были соседи какие-нибудь. В тех домах, которые уцелели, тогда жили две бабушки, но их тоже забрали дети к себе.

Анна Степановна заплакала, закрыв лицо руками.

– Год она прожила со мной. Похоронила я её здесь, рядом с отцом, как она и хотела.

– Но вы ещё не старая и красивая. Почему ещё раз не вышли замуж? Вот как моя мама.

– Не встретила человека по душе, наверное. Или может я слишком требовательная, не знаю.

Они сидели и разговаривали друг с другом как равные, две души, раненые одиночеством.

Анна Степановна рассказывала про свою жизнь. Никогда она не была так откровенна ни с кем. А Олеся, подперев рукой подбородок, слушала, спрашивала, глядя внимательными, сочувствующими глазами.

Анна Степановна удивлялась сама себе. Она так откровенничала всего лишь с пятнадцатилетней девочкой. Но у этой девочки были такие понимающие глаза, что казалось, перед ней сидит взрослая мудрая женщина.

"Как, наверное, здорово иметь такую дочь, – подумала Анна Степановна, – всё она понимает. Иной раз поделишься с какой-нибудь приятельницей, и то не получишь такого искреннего сочувствия и понимания. Наверное, дело не только в том, что девочка много испытала, а в особом таланте сострадания. Редкий талант."

Анна Степановна рассказывала про свою одинокую жизнь. Когда ещё были живы родители, она старалась почти каждые выходные навещать их. По хорошим дорогам расстояние в 160 км не проблема. Но приходилось ведь добираться и по просёлочным дорогам. Когда было сухо, доезжала до своей деревни на машине. Благо, что у неё был внедорожник. А в ненастные дни оставляла машину у дальних родственников в Сосновском. Дальше на лодке по реке. Дорога изматывала, но зато некогда было думать о своём одиночестве. А в будние дни – одна работа. Допоздна.

Но в этом году она взяла отпуск за два года. Не стала слушать советы коллег по работе провести отпуск где-нибудь на море за границей. Захотелось тишины, отрешённости от суеты. Она хотела сходить на то место силы, где она черпала энергию и спокойствие одновременно. Там мысли её приходили в равновесие, душу наполнял покой. Уныние уходило, и снова хотелось жить.

Родственники из Сосновского предложили взять с собой Рекса. Они подкармливали его, но у них была своя собака. А этот был ничей. Наверняка у него были хозяева когда-то, потому что команды он понимал и выполнял беспрекословно. Анна Степановна сначала не хотела его брать, но потом подумала, что защитник ей не помешает. И не пожалела нисколько. Такой умный пёс оказался.

Анна Степановна с иронией думала, что с собаками иногда лучше общаться, чем с людьми. Они не лезут со своими советами, молча выслушают, всегда защитят, не предадут.

Да, если бы не Рекс, то разве она увидела лежащую в лесу Олесю?

– А ведь получается, что я приехала сюда в отпуск совсем не зря. Здесь моё одиночество закончилось. Теперь у меня есть ты, Леся, и ещё Рекс. Мы его здесь не оставим, возьмём с собой. Свожу его к ветеринару, сделаем все необходимые прививки. И будем жить втроём.

Олеся молча кивнула. Её овладевало двоякое чувство. С одной стороны, здорово жить в Петербурге, учиться там живописи. Она же мечтала об этом всю свою сознательную жизнь.

С другой стороны, уехать от матери, братишки, с родных мест. Да и с посторонней женщиной. Немного страшновато.

Олеся глубоко вздохнула: «Но дома точно никакой жизни не будет, а, тем более, учёбы. Нет, и Анна Степановна уже совсем мне не чужая. Добрая она. И одинокая, такая же, как и я».

– Знаешь, Леся, мы не зря встретились. Помогая друг другу, мы с тобой горы свернём, да? – Анна Степановна внимательно посмотрела на Олесю.

– Вы, конечно, мне помогаете, а я-то чем вам помогаю? – Олеся недоуменно пожала плечами.

– Да ты даже не представляешь, как! – горячо воскликнула Анна Степановна. – Я как будто заново жить начинаю. У меня теперь цель – помочь тебе. И ради этого я горы сверну. Я считаю, что главное для человека – быть кому-то нужным. А то, что с нами произошло, это для того, чтобы мы больше ценили жизнь, человеческие отношения.

Олеся, глядя на Анну Степановну, удивлялась её перемене. Она стала улыбчивая, разговорчивая, и казалась гораздо моложе, чем раньше.