Ренсом Риггз - Казни Дьявольского Акра

– И Нур, – подхватил Гораций. – У нас есть Нур.

Нур вскинула голову так резко, словно все это время дремала, а теперь ее разбудили.

– Да, конечно, – сказала она. – У вас есть я, хотя никто толком не знает, на что я гожусь.

– А на что она годится? – поинтересовался Эддисон.

– Если верить пророчеству, – ответил Гораций, и его голос зазвучал ниже и торжественней, – и если учитывать, сколько уже сбылось, то я склоняюсь к мысли, что Нур может оказаться нашим самым ценным преимуществом в надвигающейся войне.

– Не хватает еще шестерых, – заметила Нур.

– Простите, но я, похоже, запутался, – сказал Эддисон.

– Ничего, скоро привыкнешь, – буркнула Клэр.

– В пророчестве сказано, – продолжал Гораций, – что семеро странных, и одна из них – Нур, должны запечатать дверь.

– Должны, – повторил Енох. – Заметьте, только должны. Нигде не сказано, что им это удастся.

– «Для того чтобы покончить с ужасами войны, семеро должны запечатать дверь», – процитировал Гораций. – Это лучший из всех вариантов перевода, какие у нас есть. Еще там что-то говорится о «спасении» странного мира, но эта часть не совсем ясна.

– А куда ведет дверь, которую надо запечатать? – осведомился Эддисон.

– Мы не знаем, – сказал Гораций.

Эддисон скептически на него посмотрел:

– И как ее запечатать?

– Неизвестно.

– А известно, где остальные шестеро? – Эддисон завертел головой, оглядывая присутствующих.

Мисс Сапсан покачала головой:

– Пока нет.

– Ради всех щенков на свете, вам хоть что-то известно?! – возопил Эддисон.

– Боюсь, не так уж много.

– Ладно, вы меня убедили. – Эддисон упал на пол и прикрыл лапами глаза. – Мы и вправду влипли по самые уши.

Прежде чем отправиться на внеочередное собрание Совета имбрин, мисс Сапсан заставила всех поклясться, что никто и словом не обмолвится другим жителям Акра о том, что сегодня услышал.

– Ни единой живой душе! – предупредила она. – Пока мы не выработали план действий, все подобные разговоры будут только сеять панику.

– А-а, так вот зачем созвали Совет, – не без сарказма протянул Хью. – Выработать план действий.

Клэр бросила на него такой взгляд, от которого скисло бы даже свежее молоко.

– Да, мистер Апистон, – сказала мисс Сапсан, сделав вид, что не замечает насмешки. – Именно так. – Она обвела всех суровым взглядом и добавила: – Будет лучше всего, если все вы останетесь дома пока я не вернусь. Я достаточно ясно выразилась?

Казалось, она уже начала жалеть, что мы рассказали о случившемся: все отреагировали по-разному, но все испугались, и появились вопросы, на которые она не готова была отвечать. Из-за этого наши друзья еще больше разволновались, а разволновавшиеся странные дети, чересчур независимые и далеко не всегда послушные, – это совершенно лишняя головная боль. Потому-то она и решила, что нас лучше изолировать. На несколько часов, а может, и дольше – кто знает, на сколько затянется собрание имбрин!

Разумеется, как только она ушла, кое-кто принялся ворчать, что мисс Сапсан до сих пор нам не доверяет и обращается с нами как с малыми детьми. Клэр, которая всегда принимала сторону имбрин, возражала. «Мы ведь и правда еще дети, – сказала она. – К тому же пока некоторые из нас продолжают делать глупости… например, сбегать через Панпитликум, никому ничего не сказав… – тут она смерила меня долгим многозначительным взглядом, – никакого другого обращения мы, возможно, и не заслуживаем». Разгорелся спор о том, какой возраст считать настоящим – физический или тот, что накопился за годы жизни в петле. Можно ли сравнивать восемьдесят лет, проведенных в одном и том же дне, с нормальной жизнью в реальном мире? И как влияет на душу и сердце это неизменное, однообразное существование? Тут я почувствовал, что ужасно устал, и тихонько улизнул наверх, в спальню.

Я рухнул на кровать, которая, надо полагать, принадлежала Горацию: она одна была заправлена как следует – уголки одеяла плотно подвернуты, подушки взбиты. Улегшись на бок, лицом к окну, я стал смотреть на мягко падающий пепел. На тумбочке бормотало радио – диктор читал утренние новости. Я хотел его выключить, но не дотянулся до приемника: от усталости все тело словно превратилось в кисель. Я задумался, каким образом радио, находящееся внутри петли, может ловить станцию, которая находится снаружи, но тут диктор произнес: «Новости регби: „Каннибалы Дьявольского Акра“ четвертый раз подряд за этот сезон одержали верх над „Эмурафами Баттерси“».

Значит, радиостанция все-таки внутренняя! С каких это пор в Дьявольском Акре завелось свое радио? Низкий, масляный голос диктора звучал гипнотически, и в сонном оцепенении я некоторое время прислушивался к новостям.

«„Абердинские угри“ мисс Мухоловки неожиданно уступили „Паразитам Килларни“ мисс Синицы первенство в чемпионате по болотному плаванию, завоеванное лишь месяц назад. Единогласным решением судей лучший пловец команды „Угрей“ дисквалифицирован, так как обладает жабрами и, следовательно, нарушает правило Посейдона. Новости Дьявольского Акра: ведущий актер труппы мисс Скворец и его дублер в постановке „Соломенного зверинца“ слегли, заболев легкой формой чумы, Вечерний спектакль отменяется. И о погоде: по-прежнему продолжаются так называемые казни. На Изнуренной авеню перед самым рассветом прошел дождь из рогатых улиток, а во второй половине дня по всему Акру ожидается пеплопад. Окончательного ответа на вопрос, чем вызваны эти аномалии, до сих пор нет, хотя слухи множатся. Будьте осторожны, дорогие странные слушатели! Происходит что-то странное – и далеко не в лучшем смысле этого слова. С вами был Амос Декстер, радио СТР, „Голос Дьявольского Акра“. Прошу прощения у всех, на кого с утра пораньше нагнал тоску, и спешу искупить свои грехи. В эфире старый добрый хит Кшиштофа Пендерецкого „Плач по жертвам Хиросимы“: его тревожные дисгармонии наверняка помогут вам взбодриться».

Зазвучала какая-то классическая… ну, допустим, музыка, хотя скрипки визжали так, словно их истязали полчища чертей, и это наконец сподвигло меня перекатиться на самый край кровати, выпростать руку из уютного гнездышка одеял и выключить приемник. Заодно я заметил снимок в рамке, который стоял на тумбочке за приемником, – это была фотография самого Амоса Декстера с дарственной подписью Горацию. Казалось, диктор подмигивает в камеру из-под темных очков, ухитряясь держать в одной руке рожок с мороженым и сигарету, пока вторая рука занята зонтом.

Я заснул и увидел во сне оркестр: музыканты в смокингах горели заживо, но продолжали играть. Через некоторое время кровать затряслась, я проснулся и понял, что рядом со мной плюхнулся Енох.