Ярослав Кудлач - Последняя фреска

Фон Веннинген перевёл дух. Бургомистр растерянно огляделся.

– Но, ваше преосвященство, мы ничего не поняли, – в замешательстве произнёс он. – Разве речь шла о нас? Да, наши стремления и помыслы совпадают, мы давно желали – как там сказано? – очистить воды от скверны. Но…

– Не поняли? – прогремел епископ и встал. – Это не просто текст, сочинённый каким-нибудь язычником! Это мудрость исчезнувших народов Востока, которые могли силой духа проницать грядущее! Мне в руки попало древнее пророчество, и оно сбудется, клянусь телом Христовым!

Его преосвященство простёр руку в сторону окна, и сидящие в зале невольно посмотрели на солнечный свет, пробивавшийся сквозь цветные витражи.

– Тихая долина – могучий Рейн, дарующий жизнь! А сильные – мы, собравшиеся здесь! Власть над городом – это сказано о вас, бургомистр фон Флахсланден! Звон монет более всего знаком Маттиасу Эберлеру. Дивными травами заведует профессор медицины Вернер Вёльффлин, а печать закона пребывает в руках профессора права Петера фон Андлау. Острым мечом владеет капитан Шлегель, а я благословляю епископским посохом. Все мы едины в желаниях осчастливить народ и страну! И никто, кроме нас, не осмелится подчинить Короля Змей!

Епископ базельский удовлетворённо сел.

– Я только хотел уточнить, – произнёс после короткой паузы профессор фон Андлау, – кто же упомянутый мёртвый мастер?

– Об этом вы узнаете, когда подпишете Договор, – усмехнулся фон Веннинген.

– Только без меня, будьте любезны, – послышался решительный голос Андреаса Окса.

Его преосвященство с изумлением поднял брови. Купец встал и поправил шёлковый кушак.

– Хочу обратить ваше внимание на то, что я к предсказанию не имею никакого отношения, – продолжил Окс, топорща чёрную бороду. – Разве там говорится… м-м-м… скажем, так: храбростью странника, мудрость добывшего… Нет, лучше так: доблестью храброго сердца купца… Простите, я не силён в античном стихосложении, зато понимаю, что предназначение я выполнил. Вы получили василиска и щедро оплатили мои скромные услуги. Но сейчас мне не терпится уйти, ибо я всего-навсего не хочу губить свою душу.

Андреас направился к выходу. Гуго Шлегель качнулся вперёд, но его остановил епископ. У дверей Окс задержался:

– Я понял одно. Абделятиф Эль-Фузи предупреждал, что василиска могут использовать лишь честные люди. Ибо сказано, что зловонное чудовище будет стеречь чистоту, если принудят его к этому те, кто сам чист духом и помыслами. Тогда и воды избавятся от скверны, и настанет благополучие. Вы много говорили о судьбах народа и города, но мне хорошо известны ваши подлинные желания. Послушайте, Эберлер! Я отлично знаю, что ваша цель – кресло советника в ратуше. А вы, капитан Шлегель! Разве не мечтаете вы о наследном титуле с гербом и собственном замке? Наши дражайшие профессора готовы перегрызть друг другу глотки за место канцлера университета, да и господин фон Флахсланден не собирается всю жизнь сидеть в бургомистрах, ему подавай целое графство! Но выше всех замахнулись вы, ваше преосвященство. Мечтаете въехать в Рим под шум толпы, машущей пальмовыми ветками? Неужто полагаете, что адская тварь поможет вам занять трон наместника божия на земле? Вы думаете, что зовёте Короля, а на самом деле он зовёт вас. И вы не сможете вечно прятаться от его взгляда…

Никто не проронил ни слова, когда Андреас Окс покинул зал заседаний. С минуту длилось молчание. Тишину нарушил епископ фон Веннинген.

– Бедный добрый Андреас Окс! – печально произнёс он. – Сколько ему открылось, но главное так и осталось тайной. Он даже не подозревает, что все блага, чины, звания, слава и богатство ничтожны по сравнению с подлинной ценностью… Хотите знать, что может быть важнее денег, титулов, славы и власти?

– Да! – в один голос ответили сановники.

Его преосвященство поднял посох. Солнечный луч, пробившийся сквозь оконный витраж, упал на завиток, и старик радостно, словно влюблённый юнец, улыбнулся посланцу тепла и света.

– Бессмертие! – объявил епископ базельский Йоханн фон Веннинген и, довольный произведённым эффектом, весело глянул на онемевших от изумления собеседников.

Когда солнце тонет за горизонтом и зажигаются фонари, когда дневной свет сменяется мудростью вечерних сумерек, когда рабочий день роняет инструменты и протирает уставшие глаза, то поневоле убеждаешься в истинности изречения, гласящего: во мгле скрывается истина. Если ты потерялся в сиянии дня, чувства прячутся по углам, не давая разуму соединить их в мозаику, отображающую картину мира. Дождись захода солнца, выйди из дома и окунись во тьму, скрывающую лица и помыслы. Отдайся гипнозу вечерних огней, пусть качает тебя колыбель извечной ночи. Тогда музыка, доносящаяся из баров и ресторанов, соединится с гудками машин, а звон трамваев вольётся в гомон толпы, и осознание правильности собственного пути укрепит твою душу.

Нечто подобное испытывала Магдалена, идя домой с незнакомым молодым человеком. Украдкой поглядывая на спутника, Магда размышляла, почему, собственно, ей пришла в голову такая прихоть? Неужели юноша настолько ей симпатичен?

Комиссар Штефан Райнерт пребывал в абсолютной уверенности, что одной лишь симпатией не обошлось. И в жизни, и на фотографиях этот человек выглядел на редкость привлекательно. Но теперь свидетельства его обаяния сохранились лишь в архивах полицейского управления…

Высокий сероглазый блондин с чеканным, почти античным профилем. Возраст – двадцать пять лет. Выбрит гладко. Фигура стройная. Широченная улыбка, вспыхивающая по поводу и без, наводит на мысль о лёгкости движений не только телесных, но и душевных. Но интереснее всего руки – изящные, с изумительно подвижными пальцами. Он много курит, при этом пускает колечки необычным способом – углом рта. Возможно, из-за курения его баритон звучит слегка надтреснуто, как потёртая виниловая пластинка. Но во всём остальном – на редкость приятный молодой человек.

– Могу я задать один вопрос? – обратилась Магда к провожатому, когда тот с детским выражением лица уставился на парочку флиртующих голубей.

– Да-да, конечно, – парень встрепенулся и перевёл взгляд на девушку.

– До сегодняшнего дня, – с серьёзным видом заговорила Магдалена, – в моей жизни ещё ни разу не бывало, чтобы я шла домой с незнакомым мужчиной. Не соблаговолит ли таинственный спаситель назвать своё имя, дабы бедная девушка могла прославлять храбреца, вовремя разбудившего её в музее?

«Таинственный спаситель» расхохотался, распугав голубей, которые как раз собирались приступить к делу.