Надежда Львова - Другая звезда. Часть 1. Лучшее предложение

Я пробовала еще несколько раз. Но тщетно.

– Не выходит!

Я отпихнула от себя фото и закрыла лицо руками. Я знала, чувствовала, что не выйдет! Но почему же так больно снова это осознавать?

– Не вини себя, Кира. – Я поразилась тому, насколько низким и глубоким мог быть голос Азаэля. Он доносился до меня как будто издалека. – Ты сделала все, что смогла.

Прикосновение прохладных пальцев к щеке. И я осталась одна. По-настоящему одна. И впервые за долгое время почувствовала себя одиноко.

Мне захотелось позвонить Алёне, встретиться, посидеть где-нибудь, хотя бы просто поговорить… Я открыла глаза, чтобы найти телефон, и увидела, что на столе по-прежнему лежит фотография пропавшей девочки. Странно: неужели, забирая папку, он забыл о ней? Непохоже на него…

Я взяла фото, чтобы убрать его в шкаф. Но почему-то начала разглядывать миленькое, почти кукольное лицо. Почему она оказалась одна на площадке? Как могло произойти, что никто не заметил, как ее забрали? Кому вообще могло прийти в голову похищать детей?

…И оно навалилось, придавило к земле всей тяжестью, окружило со всех сторон. Но я знала, что с этим делать, и начала осторожно погружаться в это цепкое душное марево.

Иногда оно приходит легко, порой – тяжелее. Дыхание перехватывало, я тонула, но не пробовала плыть. Я знала, что нельзя пытаться контролировать Поток: будет только хуже.

Пустая площадка, след от иномарки в сухой пыли, позже затоптанный детьми… Я отчего-то знала, что это именно авто серебристого цвета. И пустая, открытая, добродушная ладонь, которую так хочется сжать и пойти следом. За ней. За той красивой тетей. Но почему я не помню ничего, кроме белого пушистого меха у нее на вороте? Всего на пять минуточек. А потом обратно.

Я сажусь в машину, потом иду пустыми длинными коридорами и снова попадаю в нее – в ту комнату из сна. И в ней все по-прежнему. Только колпак пустой…

– Нет бабочки… – внезапно произношу я и чувствую на своих щеках слезы.

А он рядом. Он глядит на меня из темного угла. Одинокий луч бледного солнца освещает его золотые волосы… И я чувствую на себе взгляд прозрачных голубых глаз. Изучающий, внимательный. В нем нет тепла, нет гнева. Нет эмоций.

– Будет тебе бабочка. – Его голос такой же бесцветный. Но я слышу, что он улыбается.

И больше я не вижу ничего. Темные полосы из углов бегут ко мне и подхватывают, унося прочь из комнаты. Тьма опрокидывает меня в спасительную пустоту. И я исчезаю, как тень под лучами солнца.

Я очнулась поздним утром. Луч солнца каким-то образом умудрился найти щель в задернутых плотно шторах и вовсю гулял по моему лицу, ослепляя непривычной яркостью. Я со стоном закрыла лицо ладонью и осознала, что так и лежу на полу в кухне. Видимо, после вчерашней попытки просмотра фото я так и не смогла вернуться в комнату, что было логично: тело ныло так, будто я всю ночь не лежала себе спокойненько, а перетаскивала фуру песка пятнадцатилитровыми ведрами, по два в каждой руке.

Я попробовала встать, но организм отреагировал на мою попытку вспышкой головной боли, настолько сильной, что я снова распласталась на полу, наблюдая, как в солнечном свете причудливо танцуют пылинки, и заодно прикидывая, каким образом по-быстрому добраться до чайника и разжиться кофе, ведь кофемашину я так и не удосужилась приобрести. Ну а смысл, если варю исключительно для себя?

Проведя еще несколько минут на полу в безнадежной борьбе силы воли и жалости к себе, я все-таки умудрилась найти надежную точку опоры в виде древнего кухонного стула, заставшего, наверное, императоров-прародителей, и медленно, очень медленно приняла вертикальное положение. Голова, до этого думавшая отвалиться, теперь просто ныла. Но легче не стало, поскольку она еще и кружилась.

Мысленно награждая нелестными эпитетами собственное любопытство, а заодно и Азаэля, я доплелась до плиты и с третьей попытки разожгла конфорку. Руки дрожали, как после тяжелого рабочего дня. Поставив на плиту чайник, я прислонилась лбом к прохладному кафелю кухонной стены и уже не отлипала от него, пока сосуд не засвистел.

Кофе в банке оставалось на один раз. Растворимый я обычно не пью, но в этот раз он пришелся кстати. Я остервенело скребла ложкой по стенкам, стараясь сложить все крупинки внутрь чашки. Наполнить ее с первого раза оказалось сложнее: я умудрилась залить кипятком часть стола. Предательская вода сразу потекла на пол.

Помянув недобрым словом некоторых жителей Нижних Уровней и собственную криворукость, я достала из-под мойки тряпку и полезла вытирать уже натекшую лужу, параллельно бросив на мокрое пятно на столе полпачки бумажных салфеток. Наклонившись и снова ойкнув от очередного приступа головной боли, я заметила вчерашнюю фотографию, которая так и осталась лежать под столом.

Я подняла ее и положила на стол, подальше от воды, лицом вниз. Да, признаю́сь, что терпеть не могу фото в открытом доступе. Либо храню их в альбомах, либо прячу между страницами книг, которые потом почему-то не читаю. Так, где-то там, среди размышлений великого Луки Гонелии, одного из ведущих философов нашего времени, ютятся свадебные фотографии родителей. В некогда любимой мною повести его авторства «О знаках и смыслах» я спрятала снимки деда. И еще одно фото, завернутое в тонкую бумагу, надежно погребено ближе к задней обложке старого полупустого фотоальбома, где я поместила фото и письма прадедушки прабабушке – первой красавице Московии, когда она была помолвлена с другим и собиралась переехать в Париж, ближе к блестящей светской жизни. Но осталась здесь, предпочтя полуразоренного наследника знатного имени, но никак не судьбы… Там, между пожелтевшими страницами с бесценными снимками, я прячу остатки моего сердца и свои прошлые мечты.

Мне неожиданно до дрожи захотелось броситься к потайному шкафу, схватить первый попавшийся стул и срочно увидеть этот снимок, хотя бы дотронуться, взглянуть хоть одним глазком. Но я в очередной раз подавила этот бессмысленный порыв. «Держи прошлое в прошлом», – утверждали «видящие» врачи, пытавшиеся вернуть мне интерес к жизни три года назад. И я до сих пор часто проговариваю внутри себя, как заевшая пластинка: «Оставь прошлое прошлому, живи сейчас, живи настоящим, дыши… Сосредоточься на том, как выстроить свою жизнь дальше. Думай о будущем».

Вот только мое будущее погибло в одно мгновенье. В яркий солнечный день. Исчезло, растворившись в жарком мареве горящего металла. Жизнь я все-таки построила. Сама. Но как быть с тем, что я больше не верю в счастливые исходы? Об этом как раз ничего не говорили… Так кого спрашивать?

Кофе неожиданно показался горьким на вкус. Я уставилась в чашку, смаргивая внезапно подступившие слезы. Нет, не буду жалеть себя, не трону старые фотографии. Просто буду жить дальше. Он хотел бы этого. Дедушка – тоже.