Николай Лепота - Богомол Георгий. Генезис

Ученый, чуть заикаясь, отрёкся:

– Н-не мои! Н-не мои. Эт-ти, – кивнул на бумажку, – я нашел в водостоке. Прямо в желобе, на крыше. Они лежали прилипнув. Со следами крови на корнях.

Следователь наклонился над бумажкой и произнес веско:

– Крови? Вижу. А вы зачем полезли на крышу?

– В поисках сбежавшей крысы Инги. Опытный образец «ИНГ-4», – разведя руки в стороны, с улыбкой требующей снисхождения сообщил Перестатиков. – Я работаю в лаборатории и вот… взял на дом. Хотел дополнительно изучить алгоритмы поведения в условиях экситонального возбуждения отдельных участков головного мозга.

– Домашние опыты? Разве это разрешено?

– Запрещено! – Воскликнул неожиданно из-за спины Бульмишев. – И наказуемо.

Ученый съежился и замолчал.

Пяткин испытал заметное раздражение, вызванное жертвенным поведением ученого:

– У крысы весь мозг – о еде и размножении, – сказал он, не допуская сомнений. – Чего ее изучать?

Перестатиков все же усомнился:

– Дело в том, что крысы перестали размножаться.

– Не хотят?

– Не то чтоб не хотят, желанье есть, но…

– Ваша фамилия?

– Перестатиков. Зенон. Цех «Х». Да! – Вдруг звонко почти выкрикнул ученый и поднял правое плечо еще выше, а подбородком обозначил гордость: – Зенон Перестатиков! Если вам угодно.

– «Да»? Что значит – «да»? – Пяткин неодобрительно окинул взором тщедушного Зенона и, подойдя к окну, высунулся наружу, изгибаясь и заглядывая кверху. – Значит тут, в желобе?

– Примерно над этим самым окном. Чуть влево. – Подтвердил сконфуженный своим «даканьем» и замечанием Пяткина Перестатиков.

– Так-так-так… – Вернувшись целиком на кухню, промолвил Пяткин. – Не под окном, а над окном. Ясно. Идите. Стойте! Больше никаких следов?

– Не видел. Не заметил. Я и волосы-то разглядел лишь потому, что искал крысу. Это могли быть останки Инги, мало ли что.

– А что – мало ли что? Кто бы ее съел? Кошек давно нет.

– Вороны могли расклевать.

– Идите! – Бульмишеву: – А что, вороны все еще летают?

– Полно! Я видел трех. – Перестатикову: – А о вашем служебном несоответствии будет доложено руководству. Не для того правила писаны, чтобы Перестатиковы их нарушали. Идите, Перестатиков.

Перестатиков и без того уже шел к выходу со своим надменным острым плечом.

– Стойте! – Окликнул его Бульмишев. – Оставьте на всякий случай клок волос.

Протянул ножницы:

– Вон, где покучерявей…

…

14.08.0027. Кабинет старшего следователя Пяткина.

Пяткин расхаживал вокруг стола и читал:

– Исследование роговых чешуек (предположительно курчавых волос Виолы Смелковой), криминалистами центра «К» ССиП подтвердило их принадлежность Смелковой Виоле. – От себя добавляет: – Но никаких указаний на ее место нахождения не дало.

Бульмишев неудовлетворен:

– И как теперь?

– А так! Ясно, что ее тащили через окно на крышу. И вырвали клок волос. Любовник? Вряд ли. Чего ему волоса из нее выдирать на крыше?

– Непроизвольно.

Пяткин только хмыкает.

– В результате борьбы! – Не соглашается Бульмишев.

– А чего им бороться? Не в цирке.

– Возможно, он ее украл. Она отбивалась. Или просто повисла на волосах. Поскользнулась на скользкой крыше и…

– Украл? Украл через окно? Она что – ваза? Он что, на улицу не мог ее украсть?

– Ммда… – Согласился Бульмишев. – Значит виноват этот – сумасшедший. Муж ее.

– А он, кстати, как?

– Да я же говорил: сидит в клинике. Исследуют.

Зазвонил телефон. Пяткин, будто чувствуя что-то, строго посмотрел на Бульмишева и указал на телефон со значением: «Смотри!»

– Пяткин! Так. Так. Тааак… Ну? Ну?.. Епт! Ну?.. О! Ясно. Ладно. И то хлеб.

Положил трубку и долго смотрел на практиканта, не столько мучая его неведением, сколько переваривая случившееся.

Бульмишев не выдержал:

– Ну?

– Запряг что ли? Щегол!

Посидел, отходя. Смилостивился.

– Сиклентьев звонил. Вчера в 21.00 в центральном подземном городском канализационном коллекторе дворником Лукьяном Соловейко (цех «Dd») был обнаружен скелет с остатками плоти генетически идентичной образцам биологического материала, найденного на крыше Зеноном Перестатиковым.

– Оный Зенон в виду допущенных им нарушений, по подозрению в использовании крыс в личных целях, отстранен от работы с ними, – проинформировал не без гордости Бульмишев.

Пяткин дернул головой, как на муху и продолжал:

– Образцы волос и трупа из коллектора полностью совпали с остатками слизи на носовом платке пострадавшей, изъятом из кучи грязного белья Смелковых. Вывод: печальная находка подтвердила худшие предположения. Но Смелков, если его отпустят психиатры, может теперь смело идти домой как непричастный. Любовника же, или кто бы там ее не употребил так безобразно, будут искать иные ведомства.

– Опять «иные»!

– Опять.

– А Смелкова… она кто? Она где администратором-то была? Она что? Всё иные и иные…

– Не важно! Испанка, вроде бы.

– Испанка?! Это как? Это кто?

– Чего ты подскочил?

– Я думал, что они другие.

– Увидел клок волос и уже – он думал!..

Бульмишев с сомнением потер ладони, будто очищая их:

– Они ж заразные. Испанцы. А вот Сиклентьев говорил, что никаких испанцев вообще нет. Что это всё евреи. Они берут, сюда вот так вот – раз…

– Да хватит! Нам она – хоть испанка, хоть марсианка. Нет ее. И дела нет. Забрали.

– Но если все-таки Смелков? – Не сдавался Бульмишев. – Упер ее в канализацию и там…

Пяткин махнул на него рукой и процитировал по памяти то, что услышал по телефону от Сиклентьева:

– После исследований специалистами центра «К» ССиП второго образца генетического материала (предположительно спермы злоумышленника, обнаруженной на клочках тканей и на обнажившихся костях в области таза останков Виолы Смелковой) результаты экспертизы, равно как и прочие материалы дела по ее исчезновению, засекречены. Копия передана в канцелярию спецподразделения «U-707».

– Уж там найдут!

– Ага. Там найдут. Если искать станут.

– Как это?

– А так. Одно ясно: не Смелков. А то бы его давно арестовали. – Пяткин глянул на дверь, сказал, понизив голос: – Она первая что ли? Вот тут недавно одна сотрудница Большой Библиотеки Книг, чудом выжившая после нападения, впала в амнезию, перестала кого-либо узнавать.

– Родных?

– Вообще! Вилку с ложкой путает. Не говоря о людях! И никаких эмоций на лице. А-ля синдром Мебиуса. Но!.. Как видит человека в форме, испытывает безотчетный страх до визга. Орет. А ведь благопристойная в прошлом женщина. В хоре пела пониженным сопрано.

1

Как потомственным представителям категории «D», им была положена квартира не выше третьего этажа. И в этом была своя радость: макушка клена упиралась в самые окна. В кроне пели птицы.