Алим Тыналин - Укус фаланги

Кана, как назло, оказался под светом фонаря, что висел над дверью. Освещение, хоть и слабое, но сразу видно, что это не обычный человек здесь стоит и фургонами швыряется. И руки-ноги лишние, и косматое тело, все, как на ладони. А ведь он в самую последнюю очередь, хотел бы предстать перед родителями в образе человека-фаланги.

И что поделать, ведь перед ним как раз стояли родители. Отец приставил ладонь ко лбу, пытался разглядеть Кану получше, а вот мать узнала сразу. Руки протянула вперед, силилась что-то сказать, а потом обмякла, назад повалилась. В обморок упала, еле успели ее подхватить. Это Климов привел, зараза. Хотел Кана на него наброситься, голову оторвать, да только отец закричал испуганно, пытаясь мать удержать:

– Вы куда нас привели, Артур Ник… Николаевич? Что это такое? Мы Каната хотели видеть, а это что за чудище?

Чтобы и дальше не пугать отца видом своим отвратительным, Кана отскочил в темноту, за мохнатые ели. Развернулся, и побежал, что есть силы к главному входу. Свирепо тер друг о друга хелицеры, издавая пронзительный скрип. Позади кричали отец и Артур Николаевич.

На следующий день все пошло наперекосяк. Вкривь и вкось. Начать с того, что спал Кана беспокойно. Можно сказать, и не спал вовсе. Всю ночь ходил по комнате кругами, обдумывал, что теперь родителям сказать. Утром позавтракал, забрался, отяжелевший, на потолок, в любимый угол, попытался уснуть в привычной позе, вниз головой, но не вышло. Так, впадал в дрему на полчаса, а потом просыпался с криком. Под конец не удержался, свалился на пол.

Пробормотал нехорошие слова, потер ушибленный бок. Сон вообще пропал. Глянул на часы, а до семи вечера двадцать минут осталось. Вот и еще один день пролетел.

Поднялся, обратился снова в человека, накинул пижаму, вышел из комнаты, поплелся умываться.

А вот и первая неприятность. В подстаканнике, где лежала его зубная щетка, пусто. Куда-то запропастилась. Кана зарычал от злости. Посмотрел в зеркало на себя, опухшего, бледного, с черными кругами под глазами, небритого. Взял, и ударил ни в чем неповинное отражение. Блестящая поверхность покрылась извилистыми трещинами, но устояла, не разбилась вдребезги. Зато кулак порезал. Кана посмотрел на выступившую кровь в разбитом зеркале, и вспомнил, что это плохая примета. Пробормотал глухо:

– Просто долбаная прелесть!

Умылся кое-как, вернулся в палату. Лег на кровать. Когда, наконец, ужин соизволят принести?

С питанием опоздали на полчаса. Обычно делали так: подвозили тележку с провизией к двери палаты, стучали и быстро уходили. К тому времени, когда Кана открывал дверь, перед ним стояла только тележка. Там, в коридоре боковой проход был, видно, туда ныряли. Во всяком случае, того, кто привозит еду, Кана еще в глаза не видел. Такое ощущение, будто тележка сама возникала, по волшебству.

Но сегодня решил подшутить, за то, что опоздали. Превратился в фалангу, устроил засаду у входа. Только раздался стук в дверь, как Кана распахнул ее и выскочил в коридор. Еще и хелицерами задвигал угрожающе. Напугать хотел таинственного разносчика яств.

Но подножки судьбы еще не закончились. За дверью и впрямь стояла тележка с дымящимися ароматными блюдами. А за тележкой стоял Артур Николаевич, собственной персоной. Руки на животике сложил, пальцами шевелил. Глазки задорно поблескивали даже в полумраке коридора. Нахмурился, головой покачал:

– Так-так, Канат, все шалить продолжаете? Знаете, во сколько ваш трюк с фургоном вчера обошелся?

– Ой, извините, – смутился Кана. – Это я так, для прикола.

– Понимаю, что у вас сейчас сложная стрессовая ситуация, Канат. Вы устали и издерганы происшедшим. Но это не дает оснований для порчи имущества. Не говоря уже о том, что подумали ваши родители.

– Как они? – спросил Кана. – Что сказали?

Артур Николаевич вздохнул. Кивнул на дверь:

– Разрешите войти?

Кана посторонился, пропуская директора. Затем втащил тележку с едой.

Климов включил в комнате мягкий приглушенный свет, прошел на середину палаты, повернулся к Кане. Показал на тележку:

– Вы ужинайте, пожалуйста, не обращайте на меня внимания. У вас жуткий метаболизм, вам надо много и своевременно питаться.

– Да ладно, успеется, – сказал Кана. – Что родители сказали?

Климов усмехнулся.

– Конечно же, они, мягко говоря, шокированы. Ваша мать, кажется, поверила, что вы были одеты в костюм аниматора, как я сочинил на ходу. Но вот ваш отец… Он обещал во всем разобраться. Требовал разговора с вами.

– Я, конечно, не могу появиться перед ними в таком виде, – сказал Кана, превращаясь обратно в человека. – Секретность там, национальная безопасность, то да се, все понятно. Когда теперь я могу встретиться с ними?

– В этом-то и проблема, голубчик! – воскликнул Артур Николаевич. – Они видели много лишнего, то, что им видеть не полагалось. Если вы сейчас пойдете к ним, они заставят вас сказать правду. Вся наша секретность коту под хвост.

– Я попробую убедить их, что это был постановочный фильм, – возразил Кана. – Не знаю, какая-нибудь 3-д графика.

– Канат, – тихо ответил Артур Николаевич. – Вы уверены, что хотя бы сутки сможете провести без мутации в фалангу?

Кана хотел было запальчиво крикнуть, что сможет обойтись без трансформации сколько захочет, хоть до скончания века. А потом запнулся. Задумался, часто захлопал глазами.

– Мы анализировали ваше поведение все это время, – сказал Климов. – В среднем, вы превращаетесь в фалангу через каждые восемь часов, обычно еще раньше. Из двадцати четырех часов в сутки в нормальном человеческом состоянии вы проводите только четыре, максимум шесть часов. Понимаете, Канат? Вы чертов фанат фаланги. Вы не сможете удержаться перед родителями, и на их глазах станете арахнидом. Хорошенькое зрелище для вашей матери, как полагаете?

– Ексель-моксель, – устало сказал Кана. – Вы правы, конечно же, правы на сто процентов. Мне нравится быть фалангой и я обожаю обладать фантастической силой.

– Вот видите, – пожал плечами Артур Николаевич. – В таких условиях идти в гости к родителям это верх безответственности, как полагаете?

Кана кивнул. Сел на кровать, обхватил голову руками. Глухо спросил:

– Артур Николаевич, как мне быть? Я хочу к родителям, хочу вернуться к нормальной жизни. Хочу быть, как все. Работать, учиться, веселиться с друзьями. Жениться и родить детей… Я единственный сын у родителей, понимаете?

Артур Николаевич помолчал, глядя на Кану. Потом сказал:

– Я все прекрасно понимаю, Канат. Мы делаем все возможное, чтобы расшифровать тайну вашего преображения. Возможно, вскоре нам удастся достичь успеха. И тогда вы сможете сами решить, остаться навсегда человеком-фалангой или стать обратно обычным человеком. Хотя, говоря откровенно, я бы предпочел оставить вас в облике фаланги. Вы, как я уже говорил, слишком ценный экземпляр для науки, чтобы вами разбрасываться.