Любовь Кантаржи - Матрёшкино счастье

– Или разбегутся.

– Может, и так…

Марина нахмурилась, в её голосе засквозили упрямые интонации:

– Нет, ты как хочешь, а я не понимаю этой новой моды. Что это за пробные браки такие? Вот мы, Катя, почему-то не боялись семьи строить, все женились, как положено. Что, не так разве?

Катерина вроде и согласилась: так-то оно так, да не совсем.

– Моть, ну женились, а толку? Как женились, так и поразводились потом – почти все, кто раньше, кто позже! Это нам с Серёжей, можно сказать, повезло, но мы – уже исключение, да и неизвестно ещё, как дальше жизнь повернётся, не дай бог, конечно. А дети, наверное, насмотрелись на нас, вот и не хотят, как мы, жениться-разводиться. Им теперь куда как проще – сошлись-разошлись, не нужно детей и имущество делить.

Марина грустно запротестовала:

– Катя, но то, что ты говоришь, это же ужас!

Подруга пожала плечами:

– Ужас или нет, зато правда! Можно подумать, ты сама этого не знала.

Поразмыслив, Марина согласилась, что да, правда, и она, конечно же, знала. А Катя задумчиво продолжала:

– Знаешь, может, оно и хорошо, что твои уже три года живут, а не болтаются как попало и с кем попало, как другие.

– Тебе хорошо говорить, у тебя мальчик, им всегда проще, а у меня девочка! Ей стабильность нужна, семья, дети, тем более, она уже институт оканчивает, последний курс. И потом, твой-то Вася женился!

Катя усмехнулась.

– Так он влюбился по уши, вот и женился! Знаешь, как я тогда против была: обоим по двадцать лет, студенты, да и Серёжа возражал. Нет, ну в самом деле, надо же сначала на ноги встать, профессию получить. А мне мама моя тогда сказала: «Катя, не лезь! А то потом всю жизнь виноватой будешь».

– И ты послушалась? – поразилась Марина.

Катерина вспыхнула:

– А что тебя удивляет? Послушалась, а куда деваться? Тем более, что у них любовь-морковь и всё такое: люблю-не могу! Кстати, не забывай, мы с Серёжей и сами студентами поженились.

– И мы с Петей студентами были. А может, Катюш, всё дело в том, что время тогда другое было?

– Время всегда другое.

– Не скажи. У нас государство надёжное было, стабильность, работа, квартирный вопрос проще решался, а сейчас что? Как семью строить, если полная неизвестность впереди?

– Это у нас с тобой стабильность была – только её почему-то потом застоем назвали. А раньше ни о каких застоях не думали, вспомни: то война, то голод, то революция, то ещё какая напасть. Но ведь и женились, и детей рожали! Так что, прав был Булгаков, это в головах разруха, а не в клозетах.

Возразить было нечего. Марина, пригорюнившись, помолчала, а потом с деланной весёлостью подытожила:

– Ну и ладно, и пусть им всем будет хорошо: Пете с его новой женой, Аське с её мальчиком! А мы зато будем есть пирожные, очень они тут замечательные, как говорил почтальон Печкин! И пускай мы растолстеем!

Катерина внимательно смотрела на подругу.

– Да, пирожные замечательные, и мы их сейчас съедим, но толстеть не будем – не дождётесь! Моть, ты ведь мне не всё сказала?

– Кать, я тебе не всё сказала, – неожиданно подтвердила Марина. – Но скажу. Я тебе сейчас всё скажу.

Она собралась с мыслями и как на духу выдала:

– Завтра у меня аборт. И не говори мне ничего!

Катя охнула: неожиданно! – и действительно ничего не сказала, переваривала информацию. Потом растеряно промямлила:

– А я и не говорю ничего… Видишь – молчу…

– Вот и молчи!

– Так я и молчу… А чего ревёшь опять?

– А то!

– Мотя! Матрёна!

– Ну чего?! – так и не дотянувшись до салфетки, она утирала слёзы прямо рукавом, – а ведь всегда считалась аккуратисткой!

– Ты мне скажи только: кто?

– Да не знаю я, кто! Мальчик или девочка!

– Да я не об этом! Отец кто?

– Кто-кто! Никто! Нет никакого отца! Ни при чём отец: нет ребёнка – нет и отца. А ребёнка считай, что нет. Скоро уже… Завтра…

Катерина наморщила лоб:

– Погоди, погоди, я просто понять пытаюсь, а не то что из любопытства. Конечно, твоё дело, не хочешь – не говори, но… это не Пётр?

– Ты что?! Как можно?! Петя теперь чужой муж, а я в чужую семью не полезу, у меня, знаешь ли, принципы!

– Ну-ну, – усмехнулась Катерина. Знала она эти принципы, помнила кое-что из Мотиной биографии, но тема эта была сегодня под запретом, и она прикусила язык. Чтобы не молчать, поинтересовалась:

– Ты сама-то как? Тошнит тебя?

Марина как будто удивилась:

– Ты знаешь, нет. Почти совсем. Пару раз всего и было-то.

Всё-таки благотворно на неё действовала старая подруга. Выговорившись, она неожиданно успокоилась, достала зеркальце, пудреницу, поколдовала над лицом – и стала прежней Мариной. Красивая, деловая и даже вполне себе молодая, если посадить спиной к окну. Катерина исподволь, с новым интересом разглядывала её.

– Надо же, залетела на старости лет. А ведь тебе идёт! То-то я смотрю, ты прямо помолодела. А срок какой? – деловито осведомилась она.

Марина сердито вскинулась:

– Да куда там, «помолодела», не смеши меня! А срок критический, Катюш. Десять-одиннадцать недель, тянуть некуда.

– Да, дела… А что мама говорит?

– А что мама? Куда, говорит, тебе рожать в таком возрасте.

– Понятно. Так ты из-за этого хандришь? Из-за этого и «жизнь не удалась», и «не нужна никому», и «веник в углу»?

– А ты бы не хандрила? Думаешь, приятно самой под нож подставляться? Думаешь, я не понимаю, что аборт – это убийство, и всё такое…

Катя вздохнула.

– И я бы хандрила, как же без этого… Но, знаешь, не ты первая, не ты последняя, все мы через это проходили. Кстати, это не больно сейчас, укольчик в вену – и всего делов, не то что раньше.

Как было «раньше», в советском прошлом, Марина знала не понаслышке. Её почему-то совсем не брал новокаин, который всем кололи тогда для обезболивания, и, несмотря на то, что шла она на операцию по блату, оба раза у неё возникало ощущение, что попала в гестапо. С тех пор прошло много лет, но страх остался.

А Катерина задумчиво продолжала:

– Хотя приятного тут мало, согласна. Не уверена даже, как сама на твоём месте поступила бы – может, и родила бы! Я как-то с возрастом стала болезненнее эту тему воспринимать. Ребёночка опять же жалко.

Марину передёрнуло.

– Перестань.

– Как скажешь.

Катя повозила ложечкой в чашке и вдруг отодвинула недопитый кофе.

– Нет, я так не могу! Ты ничего мне не рассказываешь! Я ничего не понимаю! Кто отец ребёнка?! Он в природе-то существует?

– А то как же! Существует, Кать. – В голосе Марины прозвучало удивление, словно она и сама была озадачена этим фактом.

Катя – само внимание! – приготовилась слушать, слегка подавшись вперёд и вытянув шею, чтобы не пропустить важное.

Марина снова вздохнула и принялась рассказывать.

– Зовут Олег, тридцать шесть лет, тоже хирург, – как и Петя, – работает в военном госпитале.