Юлия Миланес - Перес едет в Зеленецкий лес

– Войдите в наше… в смысле, в мое положение. – Я делала уже третью попытку снять номер в единственной гостинице маленького города. – Поймите, здесь просто больше негде остановиться.

– Ну, отчего же? – Портье проявил благосклонность. – Вы можете снять однокомнатную квартиру для себя и своей собаки. У нас с животными нельзя, и нечего прятать несчастную в рюкзаке. Ну-ка, кто там у нас? Уси-пуси, маленький! Хрипит от недостатка воздуха, – авторитетно заявил он, протягивая руки к рюкзаку.

– Нет, вы знаете, собаку лучше не беспокоить. – Я поспешно спрятала рюкзак. – Согласны на квартиру.

– Это славно, – портье подобрел и зарылся в телефонную книгу, – а то, знаете, мало ли кто заметит. Недавно привезли хомячков, те убежали, поселились на кухне и, представьте, начали размножаться и разбежались по всем номерам.

Я подумала, что если Перес поселится на кухне, то единственной гостинице города придет конец, и, вежливо улыбаясь, взяла телефон хозяина квартиры на сдачу.

***

Хозяин съемной квартиры оказался гораздо сговорчивее портье, наверное, потому что Перес к обеду перестала храпеть. И вот я вытряхнула троллиху на мягкую двуспальную кровать, где «соня» незамедлительно свернулась клубочком.

Признаться, живот у меня основательно подвело. То же самое думалось о моей компаньонке. Следовательно, если ее не накормить, неизвестно где и какая еда начнет пропадать.

Пришлось выйти на улицу.

Городок Зеленецк был совсем небольшим по сравнению с Северным. В центре тянулась средневековая крепостная стена исконно-русской архитектуры. Наступало начало мая. То тут то там кружевными вставками белели отцветающие вишневые и яблочные сады вокруг частных домиков. Церковь, расположенная внутри крепости, отражала своими крестами солнечные лучи. Окраины, застроенные ранними и поздними хрущевками, звенели трамваями.

«Свежего воздуха тут столько, что его можно спокойно отгружать в Альпы», – подумала я.

Небо, как и писала раньше Чучо, было особенно синим. Таким, какое бывает только на границе с Белоруссией. Солнце закрыло облако, похожее на конька, а лучи придали ему особый ореол. Я подумала, что мэр Зеленецкого поселения сейчас обязательно смотрит на это облако и гадает, что день грядущий ей принесет.

А принесет меня и Перес… вернее, Перес и меня.

Вернувшись на грешную землю, я обошла три лавки, прежде чем купила достойный вкуса старой троллихи яблочный пирог с корицей, а заодно остановилась у газетного киоска.

– Добрый день! – с белорусским акцентом приветствовала меня пожилая аккуратная продавщица, сама похожая на румяный яблочный пирожок.

– Добрый день! – поприветствовала ее я, привычно выговаривая твердое «д».

Женщина насторожилась. Я давно замечала, что за пределами двух столиц, где существуют сложившиеся славянские и тюркские говоры, столичная речь действует как пароль «свой-чужой».

– Извините, можно мне карту Зеленецкой области, желательно с подробной дорогой в заповедник,.

Теперь еще и твердое «г». Я чувствовала себя столичным шпионом.

– «Бздюлиные закрома» вы найдете сразу, – объясняла продавщица, посматривая искоса. – Здесь поворот, здесь по кольцу, здесь еще раз по кольцу, а вот и заповедник.

«Бздюлиные закрома! – подумала я. – Честное слово, такое название заповеднику могли придумать только сами тролли!»

***

Моя спутница, пока меня не было, времени даром не теряла и рукодельничала. На двери съемной квартиры (хорошо, что кухонной) красовался небольшой герб. Красное поле, намалеванное неизвестно откуда взятой краской, было перечеркнуто желтой молнией по диагонали. В левом верхнем углу рисунка размещалось нечто похожее на яблочный пирог, а в нижнем правом желтела надпись кривыми буквами: «Вредить и воровать». Очевидно, Перес нашла краску только двух цветов.

По правде говоря, у меня уже начинался приступ бешенства и чесались руки как следует наказать троллиху. Почувствовавшая это старушка, прижав фамильные уши, тихонько поедала яблочный пирог в углу кухни.

– Пойду за ацетоном, чтобы стереть твои художества! – грозно прикрикнула я на нее, но тут раздался предупредительный звонок, повернулся ключ во входной двери, и сам хозяин квартиры с чистым постельным бельем в руках возник на пороге и воззрился на троллиный рисунок.

***

У меня горели уши и щеки. Как вы понимаете, я с моим маленьким домашним чудовищем оказалась на улице. Из-за Перес за последние сутки мне пришлось соврать уже несколько раз. Вот и полчаса назад я лепетала возмущенному хозяину, что небольшой гербик с фразой «Вредить и воровать», отдающий свежей масляной краской, нарисовали предыдущие жильцы.

Солнце палило нещадно, и тащить по жаре семикилограммовую троллиху было несколько тяжеловато.

Я развернула карту Зеленецкой области и еще раз поискала заповедник «Бздюлиные закрома».

– Мы сейчас направимся прямо к твоей дочери и посмотрим, удобно ли ты там устроишься, – пригрозила я рюкзаку.

Оттуда высунулся пятачок, выражающий, как мне показалось, невыразимое удовольствие – то ли оттого, что мы направляемся к Чучо, то ли от удачного вредительства.

Дорога в Зеленецкое поселение, как и писалось раньше, сначала вилась по холмам, а затем вела между по-весеннему засеянных полей. Настроение у меня заметно поднялось, когда я увидела пару аистов, танцующих на тонких ногах и расправивших крылья.

Пока я разглядывала птиц, сзади мягко зашуршали шины автомобиля.

– Подвезти? – крикнул сидящий за рулем внедорожника мужчина средних лет. – Вы в заповедник?

Я кивнула, пряча рюкзак.

– Я тоже. – Мужчина приоткрыл дверцу машины: – Садитесь, дорога мне знакома.

***

– Валерий Михайлович, – представился водитель.

Я рассматривала его, думая о том, какие у людей бывают реакции, когда неожиданно появляется Перес.

– Юлия, – скрипнуло из рюкзака.

– А вот горло надо беречь, у вас голос совсем сел. Я бы предложил выпить виски по случаю нашего знакомства, но, сами понимаете, за рулем, – добродушно продолжал мужчина.

– А что там, в заповеднике? – спросила я, стараясь прикидываться больной ангиной.

– Природа чудесная! Весенние грибы собирать еду, – объяснял Валерий Михайлович. – Люблю ботанику с детства. Дела не ладятся, вот и взялся по лесу походить. Тихая охота успокаивает нервы. – Тут мужчина осторожно глянул на меня, искоса, как завравшийся мальчишка.

Я тоже посматривала втихаря на его открытое, мужественное лицо и крепкие руки, машинально отметив и дорогие часы и то, что выговор у Валерия Михайловича тоже столичный. Одинаковая речь сразу располагает к человеку и вызывает чувство родства.

– Бздюлей буду изучать. Это местные клопы, редкий вид. – У меня снова загорелись уши и щеки. – Мое увлечение, тоже с детства. Я – орнитолог.