Кристофер Мур - Подержанные души

– Там хотя бы иначе будет.

– Ага, иначе в том смысле, что хуже. С каких это пор двухсотфутовый нырок в ледяную воду, где кишат акулы, источает надежду, а? Считаете, это сейчас у вас депрессия? Думаете, сейчас у вас нет надежды? Дождитесь перерождения сбрендившей мелкой тварью, – отчаявшейся, боящейся всего на свете, да еще и в дурацком – наряде. Я их видела, Кевин. И вам покажу. Поглядите на них, увидите, кем станете сами, – и если вам по-прежнему захочется прыгнуть, я лично вас туда отвезу и сама подтолкну. Договорились?

– Вы всё врете.

– Вру. У меня нет машины. Но я оплачу вам такси и по дороге попрощаюсь с вами по телефону. Худший сценарий: вам доведется увидеть кое-какой жуткий животный народец, а через два часа вы в том же месте, где сейчас, и я вам дарю жаркий секс по телефону, пока вы стремглав летите в акулий кафетерий.

– Правда?

– Правда. У вашего телефона камера есть?

– Ну.

– Пришлите мне себяшку.

– Прямо сейчас?

– Ну да, а как я тогда буду знать, на что вы похожи?

– Ладно. На эту рубашку я спереди кофе немного пролил.

– Вас понял. Теперь двигайтесь к городской стороне моста. Буду там через десять минут.

– У вас же машины нет.

– Займу у босса. Двигайтесь к платным шлагбаумам. Я поставлю машину у центра посетителей и подойду.

– А вы можете не сходить с линии, пока не доберетесь сюда?

– Очень бы хотелось, Кевин, но я не могу кризисную линию держать. Слушайте, я вам со своего сотового через секунду перезвоню. Нас заставляют свои телефоны в раздевалке оставлять, поэтому дайте мне пять минут. Двигайтесь к шлагбаумам. Я вам сейчас перезвоню.

– А как я вас узнаю?

– Я азиатка. – Азиаткой Лили не была, но на мосту окажется до метрического хуища азиатских девчонок, чтобы он думал, что они – она. – Десять минут. Только не прыгайте, ладно?

– Ладно.

– Честно?

– Честно. Только у меня батарейка садится.

– Вам лучше не прыгать, потому что у вас батарейка, блядь, села, Кевин. Уверуйте хоть немого, ебаный в рот.

– Вы б материться перестали, а?

– Ох, ну да, я ж ваша фея-крестная. Так позвольте мне выполнить ваше желание. Увидимся через десять. – Она стукнула по кнопке разъединения.

Снимок Кевина Лили отправила на рейнджерский пост на мосту с запиской: “Прыгун, направляется к вам. Временно поставила его на паузу. Задержите и сдайте на психическое обследование. Еще один спасенный у Мгливы Эльфокусс!”

– У-ху-ху, сцуко! – Плюс на большую доску! Лили встала с места и направилась к большой белой доске в голове конторского аквариума. Остальные три консультанта кинулись к своим кнопкам отключения звука. Она схватила маркер и написала: “СПАСЛА В ЭТОМ МЕСЯЦЕ”, следом – свое имя и нарисовала рядом громадные цифры “ 5”, сопроводив их восклицательным знаком.

– Пять с половиной, рукожопы, а еще только семнадцатое число месяца. Вот-вот – у вас как минимум еще две недели на то, чтоб попробовать угнаться за этим поездом эффективного, блядь, рулежа критическими ситуациями!

– Это не тема, Лили, – произнесла Шалфей – веснушчатая блондинка и примерно ее ровесница. Она носила громадный рыбацкий свитер и грузчицкие штаны, а на прическу свою ей явно было насрать еще с тех пор, как она пошла в начальную школу. Такая запущенность в одночасье не возникает. Она писала магистерскую про телефоны доверия – или что-то вроде.

– Это для тебя не тема, – ответила Лили. – Потому что ты рукожоооп. Ру-ру-рукожжжоооп. – Пусть она и знала, что слишком стара для такого, да и гораздо ниже ее достоинства до подобного опускаться, но все равно станцевала ненавязчивый победный танец имания, дабы отметить этот миг в истории.

– Ты такая надломленная, – сказала Шалфей. – Как ты вообще тут работу получила?

– Моя тема – Смерть, Шалфей. Ко мне обратились, потому что знали – я буду рулить! Пять с половиной – йяй-оууууууу!

Другой консультант – высокий парняга под сорок с копной светлых волос – глянул поверх очков. Палец у него лежал на заглушке микрофона так, будто им он придерживал закрытую пасть очень ядовитой змеи.

– Лили, ты б не могла как-нибудь закруглиться? Мне еще нужно записать адрес и выяснить, каких таблеток эта девушка наглоталась, пока она не отключилась.

– Ой, – ответила Лили. – Конечно же. Валяй. Ты спасешь ее, Брайан. Хочешь, я тебе ее на доске запишу?

– Это не тема, Лили. – Он приподнял палец и произнес в свою гарнитуру: – Да, Дарла, я здесь. А вы можете сказать мне адрес того дома, где вы находитесь?

Шалфей проговорила:

– Доска нужна для бюллетеней, ориентировок, информации о том, что в городе происходит, – в общем, для того, что может нам понадобиться, когда мы отвечаем на вызов.

– В смысле – что у Лили ПЯТЬ С ПОЛОВИНОЙ! – ответила Лили, постукивая по доске рядом со своим числом. Приплясывая, она думала: “Танец имания. Танец имания. Прямо на столе у Шалфей имать ее моими булками…”

– Лили, перестань, пожалуйста, мне стол тверкать.

– Ланна, – сказала Лили. – Я пошла на перерыв. Попробуйте никого тут не убить, пока меня не будет.

– Ты такая жалкая, – сказала Шалфей.

– Нет, это ты жалкая, – ответила Лили. Метнула в Шалфей булку презрительного имания и скрылась в раздевалке.

Из шкафчика она выудила мобильник и направилась наружу покурить, на ходу проверяя сообщения. Он плакал ей в голосовую почту, что поначалу было удовлетворительно, а потом как-то убого. Этим ее не купят – она не станет ему перезванивать лишь из-за того, что он поддался мгновенью рохлизма. Он же Смерть, в конце-то концов! Ну или Подручный – Смерти. Как с таким тягаться? У них всех какая-нибудь особинка – у Чарли Ашера, даже у малютки Софи, мироздание выбрало их в особенные, а она, Лили “Мглива Эльфокусс” Северо (“Мглива Эльфокусс” не произносится), – всего лишь неудавшийся ресторатор и консультант на горячей линии само-убийств на полставки. Но вот этого у нее не отнять. Она спасает жизни. По-чти все время. Ну как бы.

Она опять прослушала сообщение от Мятника Свежа – тот по ней рыдал, а она не намеревалась стирать это сообщение, никогда. От него же было и следующее сообщение, и, надеясь, что там окажутся мольбы – ей бы мольбы сейчас не помешали, – она прослушала его, но как только услышала слова “силы тьмы, ебена мать, и что-не” – тут же оборвала сообщение, стукнув по кнопке вызова.

Майк Салливэн ловил себя на том, что, просыпаясь каждое утро, думает о духе – о Консепсьон, – а потом опять о ней думает, укладываясь вечером спать. Он старался тщательно стирать свой рабочий комбинезон, чтобы тот оставался искристо белым в брызгах “международного сурика”, который не отстирывался, а поцарапанную каску свою надраивал автомобильной пастой. Бреясь утром, репетировал выражение лица, какое будет у него, когда он расскажет ей о судьбе ее русского графа, – и целыми днями, каждый день, старался быть готовым к ее появлению. Пять дней провел он так за покраской конструкций под проезжей частью – и вот наконец она вернулась.