Юлия Венедиктова - Огненный город

А вот старичок был незнакомцем. Но со своими добрыми глазами, круглым большим носом и морщинами вокруг рта и глаз, очень располагал к общению.

И Демьян почувствовал непреодолимое желание рассказать о том, что только что увидел, разделить своё безумие с кем-то неравнодушным, и, кажется, тоже вполне допускающим чудеса.

Поначалу гости отнеслись скептически к его словам. Девчонка уж точно. Она так многозначно отводила глаза, таращилась в сторону, чуть ли не от смеха давилась, будто он рассказывал про вторжение на Землю инопланетян в красных боа.

Старичок, который представился Матвеем Ивановичем Катышкиным, оказался более доверчивым. Он первым подскочил к окну, потом соизволила подойти девчонка. Она нетерпеливо пыхтела за спиной Демьяна, ковыряла ногой пол, он позвоночником чувствовал её насмешку.

Демьян с замиранием сердца ждал. А что, если Дом на это раз решил прикинуться обычным? А вдруг он обычным и был, и всё происходило только в его воображении?! Потом он увидел знакомую уже улицу, часть трёхэтажного дома, рядом виднелся дом чуть пониже. По дороге скользила лиса. Мир за окном продолжал существовать, но Профессор Катышкин явно ничего не видел. Девчонкино сопение усилилось. Она явственно подавала Профессору знаки – не верьте россказням этого психа, он обычный городской сумасшедший.

А через минуту она замерла и даже забыла сопеть. Профессор напряг спину. Демьян возликовал про себя – они видят то же, что и он!

– Вы видите улицу? – на всякий случай уточнил он.

Профессор поднял указательный палец и помахал им, чтобы Демьян немного помолчал.

По улице, видимой в окне, шли две девушки, они держались под руки и хихикали, что-то обсуждая. Совсем рядом пробежали с мячом мальчишки. Демьян разглядел их перепачканные мордашки и хитрые глаза. Из дальнего дома вышел бородатый мужчина. Он сделал несколько шагов вперёд и замер, а потом его глаза наполнились ужасом. Он рванул назад в дом. Через мгновение оттуда хлынули люди, кто в чём был. Помогая друг другу и крича, они убегали вдаль. Улицу стремительно заволокло дымом, кое-где полыхали языки пламени. Огонь сжирал деревья и строения.

Демьяну снова стало до одури страшно, будто горел его собственный дом, будто огонь уносил ценные частички его собственной жизни. Он знал, что если дотронуться до невидимого стекла, оно будет холодным, но оно чернело от копоти с той стороны, и вскоре улица пропала из зоны видимости.

А ещё через мгновение на стекле проступили слова на незнакомом языке.

Все трое наблюдателей отпрянули от окна. А девчонка вдруг прочитала охрипшим голосом:

– И не стало града Сулежа.

Глава пятая,

в которой никто ничего не понимает

1.

В голове у Захара стоял гул, как после контузии. Он на нетвёрдых ногах поднялся с пола и огляделся. Кузя сидел на полу у батареи и хлопал себя по ушам. Сметанкина, бледная, как все её прозвища, стояла посередине коридора и зажимала рот обеими руками. Толстая книга валялась у её ног.

– Ма-альчики, – плаксиво спросила Сметанкина, опустив руки, – а что это сейчас произошло?

– Ты это у нас спрашиваешь? – взвился Захар. – Устроила тут колдовскую оргию и глазами хлопает!

– Что устроила?

– Тебе лучше знать, Сыворотка противная, – рявкнул Захар и бросился к двери родного кабинета.

Внутри было тихо. Озерова сидела на полу в позе лотоса, а родители – за партами. Можно было подумать, что там всё относительно нормально. Захар так сначала и подумал, но потом понял, что они не шевелятся. Вообще. Сидят, как восковые фигуры.

– Мама, – позвал Захар тихонько.

В кабинете ничего не происходило.

Тогда Захар стал дёргать ручку. Дверь не поддавалась.

– Открывайся же, мерзкая дверь, – завопил Захар, с остервенением бросаясь на неё. – Мама! Елена Дмитриевна, откройте! Мы всё видели! Мы ничего не скажем, только откройте!

Наконец отмер Кузя. Он подбежал к другу и закричал:

– Что вообще произошло? Мне объяснит кто-нибудь?!

– Я не знаю! – крикнул в ответ Захар и схватился за голову. – Я не знаю! Они не открывают. Это Надька во всём виновата.

Надька стояла в стороне и краснела, как стремительно спеющий помидор. Это она так зареветь готовилась.

Кузя не любил слёз, слёз Сметанкиной особенно. Сейчас начнутся все эти сопли, слюни, вырывания волос, всхлипывания на три часа…

– Давайте разберёмся по порядку, – сказал он быстро. – Я немного уснул, а когда проснулся, решил, что ещё не проснулся.

– Я своими глазами всё видел. Это кошмар какой-то был. Озерова схватила ножницы и стала себе руки полосовать.

– Да ладно? Не может быть.

– Я тебе отвечаю! Посмотри, там на полу кровь видно.

Кузя долго кряхтел у замочной скважины и так и сяк пристраивался, но ничего конкретного не разглядел.

– Не видно ничего. Но я тебе верю, Захар.

– Спасибо, – был польщён Грелкин. – Она выглядела как одержимая. Металась, кровью этой обливалась, чертила что-то на полу.

– Может, она террористка-смертница, – предположил Кузя.

– Для смертницы она выглядит слишком живой, только обездвиженной… А родители тоже были какие-то странные, вставали все хором, вопили что-то.

– Может, они её отговаривали? А еще может быть, что она их газом парализовала! Есть разные газы – веселящие… парализующие.

– Нет, – отринул идею Захар. – Мне кажется, тут в другом дело. Это была магия.

– Хм, может быть. Ведь поговаривали, что Озерова колдовством балуется, помнишь? Нас с самого начала пугали, что если мы к урокам готовиться не будем, она на нас проклятия нашлёт.

– Ерунда всё это. Ряженка во всём виновата.

Захар подбежал к валяющейся на полу книге и поднял её.

С книги на него смотрел рыжий зверь с трёмя глазами. Тот глаз, что на лбу, был самый большой, ярко-зеленый.

– Что это? – спросил Грелкин, тыча книгой в лицо Сметанкиной.

– Не знаю, это не моё! – отпрянула Надежда, щёки её снова начали заливаться краской.

– А чьё? Отвечай, где взяла? – наседал Захар.

– У ма… Не важно, не скажу.

– Скажи, Надька! По-хорошему скажи, – прошептал Кузька.

– Нет.

– Говори, или я тебе по башке дам! – у Захара были более конкретные меры.

Надька зажмурилась и помотала головой.

– Нет, Надь, – вступил Кузя. – Он тебе не по башке даст, он тебя… поцелует!

Раньше, чем успела подумать, с языка соскользнуло:

– У Озеровой на столе лежала эта книга. Я её на время взяла.

– Я же говорил! – обрадовался Кузя. – Всё на Озеровой сходится. Это её колдовская книга! Целуй Надьку.

– Сам целуй, – надулся Захар. – Вот уйду я сейчас домой, а вы целуйтесь, сколько душа просит.

– Подожди, – испугался Кузя. – Нельзя уходить, что-то делать надо.

– Не уйду, – легко согласился Грелкин. – Конечно, не уйду. Буду Сметанкину допросу подвергать. Вот ответь мне, Надежда Сметанкина, почему ты вдруг решила достать книгу и читать её вслух, громко, своим противным-препротивным голосом?