Дмитрий Никифоров - Коллаборация

***

– Алло! Марго, привет! Из вчерашних к вам кто-нибудь необычный поступал?

– Привет, Олюшь, было такое. Котята с сюрпризами – одна “единица” должна была быть, но она почти без мозга и скорее жертва, бред несёт без умолку. Ну и три "нуля", но от их тирад совсем нет толку.

– А жертва твоя о чём бредит?

– О шайтане в капюшоне и с горящими глазами говорит.

– Хм. А из жертв ещё кто-то необычный был?

– В каком смысле необычный? Девушку, "нулём" потрёпанную, посадили в карантин, но, скорее всего, её скоро уже отпустят.

– Это не то. А вот трупы? Среди погибших были аномалии?

– Ну под ними и в них было очень мало крови, но там система пожаротушения сошла с ума и била как из брандспойта. Некоторые части тела вообще на улицу смыло. Стой, стой…неужели ты думаешь, что там "двойка" была?

– А может кто похуже. Спасибо, Марго! Пока.

– Оль, погоди! Ты приезжай, чаи погоняем. У меня коньячок есть. Покажу тебе всех.

– Я бы с удовольствием Маргуш, но надо мной висит дамоклов меч начальства. И светиться возле вашей конторы для меня пока чревато проблемами на мою многострадальную задницу.

– Тебя всё из-за Андрея угнетают?

– Да… С ног сбилась, ища его.

– Расскажешь?

– Нет, извини.

– Да ничего, не вешай нос, пока, целую нежно в щёчку.

– Пока, пока…

“Нива” неслась по шоссе, воя трансмиссией и скрипя дворниками, разгребающими налипающий на лобовое стекло мокрый снег. Несмотря на высокую скорость и непогоду, левое окно было открыто, впуская в салон потоки холодного сырого воздуха. На правом сидении сидел мужчина, съёжившись, зарывшись носом в ворот куртки и накинув на голову серый капюшон.

Радио “Рассвет” встречаешь с радостью! Радио “Рассвет” – луч надежды! Итак, с вами ваша ДиДи Дарья Климова и мы продолжаем концерт по вашим заявкам! Следующие сообщение в чате, которое я выбрала: “Мой муж, моряк-балтфлотовец, Илья Карякин, уходит в боевой поход. Я знаю, что в плавании он будет слушать ваше радио и поэтому прошу поставить для него композицию Дельфина “Серебро”.

– Да ну, нафиг эту нудятину, – комитетчица потянулась к радиоприёмнику, переключая радиостанцию.

…Польша отозвала своего посла в Российской Федерации для консультаций…

… Мы должны защитить само существование человеческого вида и будущее для наших детей!…

…оттепель кончится уже этой ночью…

– Оля, мать твою! Заканчивай щёлкать, закрывай и поддувало своё, сил не как холодно.

– Нервный какой, Господи. Внутри салона не кури, руку высунула – ему холодно. Нахер такой здоровый образ жизни, ты от духоты своей помрёшь раньше, чем я, – пробубнила Ольга закрывая окно.

– Ой ,блин, пострадавшая главная. Когда же тебе на других наплевать не будет уже, а?! Говно, что ты вечно наворотишь, знаешь, как тяжко разгребать?! Из-за таких, как ты, нашу контору и хотят закрыть, потому что беспредел! Под Зеленогорском гнездо нашли, так нет, чтобы команду зачистки вызвать, как положено по инструкции, но нет ты у нас РембА недоделанная! Чего ты с бомжом на шухере сотворила?

– Но он к стволу тянулся…

– Это я в отчёте написал, мать твою! Правильно, ты сообразила, что к кнопке тревоги он лапки свои потянул. Но что ты сделала?

– Что я сделала?

– Из этой израильской дуры по руке ему шмальнула! У тебя шокер есть, у тебя бесшумник есть, но нет! Ты этой гаубицей предупредительный выстрел делаешь… По руке, блять! Шум в Питере, наверное, слышно было, вспышкой всю округу осветила. У него брови от вспышки сгорели, хотя в четырёх метрах от тебя был. Руку по плечо к херам разнесло, пальцы за десять метров улетели.

– Но не нажал ведь.

– Так ты его работу сделала! Ладно бы ещё день был, вурдалаки бы там и остались, но мы же в сумерки туда попёрлись. “Всё сразу сделаем и со спокойной совестью будем почивать на лаврах,”– ага, блять. Нахер им сидеть там, зачистки ждать – наружу попёрли.

– Но ведь не ушёл никто.

– Не ушёл… Хули им уходить, если ты кровавую баню бомжу устроила. Конечно, им соображалку вырубило к чёрту с голодухи.

– Всё обошлось, Андрюх, будь проще уже, как баба, ей-богу. Потом вспоминать будешь, внучкам рассказывать про тётю Олю, которая…

– Чуть не сделала из дедушки бабушку, – продолжил за Ольгу Андрей, – твою мать. Надо же додуматься – прямо на человеке взрывать гранату!

– Световую!

– Ага, с температурой солнца! Куртку в помойку, броник в помойку, кобуру нулячую в помойку. Штанам жопа, с мудей пепел осыпается. Ты чего лыбу-то давишь? Чего хрюкаешь себе под нос? Думаешь, мне перед Ашотычем мало объясняться было, так мне ещё и перед Женькой оправдываться пришлось. “Чего ты небритый, как макака, ходишь месяцами, а тут решил свой субтильное тело от кучерявостей освободить. Куда, кобелина, свой хвост нацелил?!”. Я, блять, святой страстотерпец, а мне предъявы такие, а!?

– Всё, угомонись, Андрюх! Мы почти приехали. Я те пива куплю, но потом.

– Ладно, только ради Бога, давай делом, а не покупками займёмся. Стыдобища от этого действа и так, сил нет.

– Андрюх, душнина ты этакая, рынок даже работать не будет.

– Да ты найдёшь…

“Нива” свернула в деревню Чёрная речка, одну их многочисленных деревень, оставленных жителями после катастрофы. Но пустовала деревня недолго. Довольно скоро в ней обосновались граждане, не нашедшие взаимопонимания с законом, но не с законоблюстителями. После многочисленных попыток прикрыть контрабанду, ФСБ её возглавило и перенесло деятельность подальше от посторонних глаз. Большинство граждан с трудом пересекали границу с Финляндией, продираясь сквозь тернии бюрократии и многочисленных проверок, а в то же время восточнее находился открытый коридор для избранных, которые могли принести государству пользу и держать язык за зубами. Поскольку леса ещё кишели нежитью, а трассы контролировались военными, серая торговля поплыла. По рекам и речушкам, через Ладожское озеро, на север и меж островов в очередные переплетения рек, а затем обратно.

Казалось, что дорога в деревню заброшена. На обеих полосах стояли остовы машин. Но, если бы кто-нибудь попытался их убрать, то узнал бы, что к асфальту их крепит арматура и бетон. А из леса на дорогу смотрит 14,5-мм пулемёт, не оставляющий шанса ни людям, ни вурдалакам. Дальше “Ниву” ожидали дома, стоявшие по обе стороны дороги. Здесь начиналась улочка, вдоль которой шёл сплошной деревянный забор. Прижавшись к левому краю дороги, “Нива” остановилась и дважды коротко посигналила. Из окна выглянула худощавая старушка и, подперев подбородок ладонью, посмотрела на Ольгу скучающим взглядом.