Ровенна Миллер - Рассекреченное королевство. Швея-чародейка

– Нам сюда! – сказал Кристос, свернув с широкой главной аллеи на тропку, усыпанную гравием и ведущую к нескольким схожим зданиям.

– Гуманитарные науки, – объяснил он.

– Я и не ожидала, что магию станут изучать в зданиях физического факультета.

– Он не маг, – со вздохом ответил Кристос. – Точнее, профессор изучает не только магию. Официально он специалист по античности.

– Что?

– Античность, – повторил брат, открывая калитку садика, усаженного самшитом. – Древние языки и культуры. Включая древнюю Пеллию.

Может, мне и полагалось быть впечатленной, что какие-то люди изучали письменную историю нашей родины, но меня все это не касалось. Я не была настоящей пеллианкой, хотя моя бронзовая кожа и высокая фигура делали меня ею для всех галатианцев. Я ни разу не видела Пеллию и не говорила на ее языке. Единственной пеллианской особенностью во мне была способность к наложению чар. Именно этим и объяснялся интерес профессора. Если Венко изучал древнюю Пеллию, он не мог обойтись без чар из давних времен. Но тогда ему лучше было бы расспросить о них настоящих пеллианцев, а не меня.

– Кристос!

Высокий мужчина, одетый в скромный, но сшитый на заказ черный костюм, встал со скамьи, чтобы поприветствовать меня. Он выглядел так, как я, будучи еще малышкой, воображала себе знатного дворянина – величественный, с серьезными синими глазами и длинным прямым носом. А еще он обходился со мной таким образом, что заставил меня почувствовать себя маленькой девочкой.

– Наверное, это ваша сестра. Я Пьорд Венко, профессор античности. И у меня появился большой интерес к вашим способностям.

Кристос был прав – никакого акцента. Венко был больше похож на галатианца, чем мы с братом. Однако его выдавали широкие скулы и льдисто-блеклые глаза, которыми известны квайсы. Возможно, тому виной был холод его зрачков или морозный ветер, продувавший сад, но я задрожала в своем плаще.

– Ужасно извиняюсь, – сказал он, заметив дрожь моих плеч. – Я всего лишь младший лектор, и мне приходится делить кабинет с другим человеком. А эту беседу я хотел бы держать в секрете.

Я надула губы. Кристос говорил, что интерес этого человека был профессиональным, а он захотел втянуть меня в разговор о протестах и революции? Или, того хуже, заставить меня действовать во время демонстраций? Я и так уже сделала им несколько зачарованных колпаков. Мне хотелось извиниться и уйти, но Кристос подтолкнул меня вперед.

– Мы все понимаем, профессор. Правда, Софи? Ты никогда не говорила маме, что клиентам нравятся твои, ну, услуги .

Я вспыхнула румянцем, радуясь, что в саду мы одни. Мои глаза смотрели на брата, передавая безмолвное сообщение: я не проститутка, идиот .

– По схожим причинам я не готов обсуждать эту тему перед своими коллегами. По крайней мере больше не буду. – Пьорд вздохнул. – Уверен, мне не нужно напоминать вам, мисс Балстрад, что чародейство не признается искусством. Прошу, не сочтите за оскорбление.

– Мне известно научное мнение. – Я опустилась по его приглашению на лавку и повернулась к нему лицом. – Я объединила чародейство с модой. За это мне платят деньги. И я не ожидала, что кто-то в университете проявит интерес к моей магии.

– Конечно, не ожидали. Никто не знает о том, что я открыл. Позвольте, я перефразирую… Что, как я обнаружил, пеллианские чародейки, подобные вам, открыли столетия назад.

– Тут почти не о чем говорить, – сказала я.

Он жаждал знаний. Холодное возбуждение лучилось в глазах профессора. Я не хотела разочаровывать его.

– Речь идет о чарах на удачу, а не о сказочных историях, где вы можете наколдовать любую вещь из воздуха или превратить камень в золото.

– Значит, мы будем обсуждать чары на удачу, – констатировал он. – И проклятия.

Наверное, профессор увидел мой взгляд, так как тут же оставил эту тему.

– Я верю, что в магии должно быть нечто грандиозное. Я верю, что древние пеллианцы нашли что-то большее, чем просто чары на удачу.

– Тогда почему они не развили свое искусство? – Вопреки себе я была немного заинтригована. – Пеллия… Вам хорошо известно, что люди думают о Пеллии. Болото. Если наши древние предки нашли какое-то великое магическое знание, то почему они не сумели развить его?

– Не очень-то вежливо по отношению к родной стране. – Он засмеялся, а я обиделась. – Все нормально, я тоже не идеальный квайсетский гражданин. Итак, мы остановились на том, что они начали изучать магию. После семи лет засухи последовало вторжение Экваторильных Штатов. Завоеватели объединили архипелаг и изобрели черный порох. После этого пеллианцы перестали писать манускрипты о магии. Они прекратили изучать ее, потому что голодали. И с тех пор их знание не развивалось.

– Очень интересно, – сказала я. Откуда он все это знал?

– Я полагаю, вы учились у вашей матери? – внезапно спросил он.

– Да. Почти все мы так делаем.

– Вы стали швеей, верно? То есть она показала вам, как накладывать чары на обычное шитье?

– Да, но я скомбинировала это с модной одеждой. Сначала я делала ниточные пуговицы и продавала их, потом стала исследовать другие возможности чародейства. Одно привело к другому. Со временем я стала помощницей швеи и поняла, что могу накладывать чары в процессе шитья. Это новшество принесло мне дополнительные деньги.

– Потрясающе, – сказал профессор Венко, и я поняла, что он имел в виду не модельный бизнес. – Подобную гибкость в искусстве чародейства я еще не встречал на практике. Очаровательно. Вы можете… то есть не могли бы вы продемонстрировать это?

Я покраснела. Наложение чар было приватным делом, а не демонстрационным искусством. У меня была при себе сумочка с нитками, иглами и ножницами. Еще там лежал мой любимый сладкий воск для смягчения нитей. Я неохотно вытащила сумочку.

– К сожалению, у меня нет при себе никакой ткани, – сказала я, надеясь, что на этом все закончится.

– Возьмите, – сказал он, вытаскивая платок из кармана плаща.

Меня одолевали сомения. Кристос поощрительно кивнул.

Я вставила нить в иглу. Мои руки немного дрожали. Не люблю, когда за мной наблюдают во время шитья. Быть в центре внимания всегда неловко, но, когда я показываю свои умения, это неудобно вдвойне. Я сделала несколько начальных стежков, вплетая чародейство так незаметно, как только можно. Мне удалось превратить мерцающий свет вокруг моих рук в несколько дюймов зачарованной удачи. Я откусила конец нити и вернула платок профессору.

– Что это?

– Как вы и просили, я наложила на вещь зачарованные стежки.

– Нет, я имею в виду процесс. Ни пения, ни заклинаний, только шитье.

– Верно, мать говорила, что некоторым чародейкам пение помогает сконцентрироваться, но, по ее мнению, лучше обучаться шитью без него. Я согласилась с ней.