Мара Вульф - Возвращение ангелов

Интернет-сообщество в тот день слетело с катушек. Каждый публиковал фотографии ангелов, некоторые делали с ними селфи и бросались им под ноги.

Мы со Стар тем вечером тайно проскользнули на площадь Сан-Проволо, чтобы встретиться с подругами. После школы мы часто ходили в бар, где ужинали вкусной выпечкой и свежевыжатым апельсиновым соком.

Сейчас странно вспоминать об этом. У меня не было своего мобильного телефона, и я привыкла к тому, что мои друзья показывали мне что-то на своих. Фейсбук и Инстаграм полнились мольбами и желаниями. Но ангелы не заботились о чьих-то там желаниях. Репортеры со всего мира объявляли о прибытии ангелов, пытаясь взять у них интервью. Но те молча шагали по улицам Манхэттена и Елисейским Полям. Папа римский непрерывно молился и лепетал что-то о чуде. Он был первым человеком, которого убил архангел Михаэль. Архангел Михаэль теперь не только повелитель четвертого небесного двора, но и военачальник некоторых ангельских армий. Когда его воины начали убивать людей на площади Святого Петра, трансляция прервалась. Я никогда не забуду эти кадры.

Мы со Стар побежали домой, и родители заперли нас в комнатах. Этой ночью они впервые поссорились. Больше я в школу не ходила.

Я останавливаюсь у окна и выглядываю на улицу. К сожалению, отсюда не видно четвертого небесного двора Михаэля, но он сияет белым светом, словно прозрачный бриллиант – холодно и пренебрежительно, как и сам ангел.

Когда я обернулась, щеки Тициана пылали.

«Вы что, пробрались на арену ? – спрашивает Стар. – Через катакомбы?»

Немногие люди знают о них, но библиотека и собор Сан-Марко соединены между собой подземными ходами. В большинстве своем они затоплены водой. Я так и знала, что Тициан их обнаружит и исследует.

Брат кивает. Стар гладит его по щеке, хотя мне хочется взять его за грудки и встряхнуть за такое неразумное поведение.

– Бои не для детей, – строго говорю я.

– Я уже не ребенок, – дерзко отвечает он. – Мне уже двенадцать, и я тоже хочу научиться сражаться. Из-за того, что ты не разрешаешь мне учиться, мне хочется хотя бы посмотреть бои.

– Учиться сражаться ты начнешь не раньше, чем тебе исполнится пятнадцать, и то – только через мой труп! – кричу я. – Поэтому держись подальше от арены, или мне придется запереть тебя дома.

Глаза Тициана пылают гневом.

– Может быть, скоро это и произойдет. И ты не можешь мне ничего запрещать. Ты мне не мать. И я сам буду принимать решения.

– Да! – гневно отвечаю я. – Когда повзрослеешь. До этих пор я не позволю подвергать себя опасности!

– Кто позаботится обо мне и Стар, если ты умрешь на арене завтра? – кричит он, и я вижу, как на его глаза наворачиваются слезы. Слезы гнева. В его возрасте он еще не должен был знать, что такое беспомощность, и не должен понимать, что наша ситуация настолько безвыходна. Ему нужно бежать прочь из этого города. Мысль о том, что меч ангела пронзает моего младшего брата, невыносима для меня. Я должна вывезти его и Стар отсюда. Где-то далеко, среди Альпийских гор, есть лагерь беженцев, в долине Аоста. Люди прячутся от ангелов в пещерном городе. Но чтобы доставить туда брата и сестру, мне нужно накопить больше денег. Контрабандисты требуют сорок тысяч лир за двоих. Только так они могут гарантировать безопасное путешествие. Что бы ни считалось безопасным в наше время… В последние годы я собирала деньги, и теперь мне не хватает около тысячи лир. Раньше я продавала мебель и книги из библиотеки богатым жителям Венеции, подрабатывала за разными прилавками на рынке Меркато или таскала воду из цистерн в дома. Когда я выросла, я начала сражаться на арене и откладывала с каждого гонорара столько, сколько было возможно.

Тициан падает на стул и скрещивает руки на груди. Стар подходит к брату и взъерошивает его волосы. Он прижимается к ней. Я не особенно хорошо умею воспитывать детей. И никогда не буду иметь своих, я поклялась себе в этом. Я все испорчу. Почему Тициан не понимает, что я просто волнуюсь за него?

– Ты голоден? – спокойно спрашиваю я, и его живот урчит. По крайней мере, хоть что-то в этой жизни осталось стабильным: Тициан всегда голоден.

– Как волк! – говорит он, высвобождаясь из объятий Стар. – Что у нас есть?

– Хлеб, сыр, помидоры, анчоусы и дыня, – говорю я.

– Хм… – Одна ножка стула, на котором он сидит, короче остальных, что заставляет его слегка наклоняться, но я не могу заставить себя превратить хорошую мебель в дрова. В этой комнате я провела самые счастливые часы своей жизни с родителями.

Тициан щупает пальцами царапины на столе, и я смотрю на него взглядом, полным любви. Он упрям и мятежен, прямо как я в его возрасте. Только поэтому мы так часто ссоримся друг с другом.

Я копаюсь в ящике со столовыми приборами и нарезаю хлеб тонкими кусочками, пока Стар накрывает на стол. Мы садимся, и, пока Тициан со скоростью света засовывает в рот бутерброды с помидорами и рыбой, Стар кладет на хлеб кусок сыра, внимательно наблюдая за тем, чтобы его края не выходили за границу ломтика хлеба. Я раньше не понимала, почему ее еда всегда должна выглядеть как произведение искусства. Почему она лучше ничего не съест, чем допустит непорядок на своей тарелке. Раньше я пыталась уговорить ее поесть, ругалась и плакала, когда она голодала только потому, что мы не могли позволить себе сыр. Стар мало что любит из еды. Потом я поняла, что она делает это не специально, и теперь я не обращаю внимания на то, что она ест. Вторжение мало что поменяло в ее жизни, хотя я надеялась, что она избавится от своих причудливых привычек. Кусочки помидоров, которые она кладет рядом с хлебом, все одинакового размера, а молоко в стакане должно быть налито ровно до полоски, указывающей объем сосуда. Она довольно смотрит на свою работу и начинает медленно и вдумчиво есть. Сестра жует каждый кусочек ровно девятнадцать раз. Я считала. Всегда только так. Я делала это, чтобы понять, почему она так долго пережевывает пищу. Интересно, расскажет ли она мне когда-нибудь, почему она так сосредоточена на числе девятнадцать? Скорее всего нет.

– Хочешь, мы опишем тебе Семьясу и Кассиэля? – спрашиваю я Стар, когда мы заканчиваем ужин. Это одна из немногих возможностей задержать Тициана дома. Иначе он сразу бежит на улицу. Наша жизнь для него – одно большое приключение. Я в отличие от него очень скучаю по нормальности исчезнувшей цивилизации. На самом деле, мне надо бы радоваться тому, что он так хорошо справляется со всем, но я боюсь, что однажды он присоединится к одной из этих банд, которые бродят по городу. И тогда я потеряю его навсегда. Мне предстоит еще многое ему объяснить, нам нужно почаще с ним общаться. Но мне не хватает времени для этого, а в школе брат изучает только какой-то религиозный бред. Его учителя рассказывают, как мы, люди, отстаем от ангелов в развитии и какие они сильные по сравнению с нами. Я пытаюсь ставить это под сомнение, но не думаю, что мне это удается. Они умеют летать, и поэтому Тициан жутко им завидует.