Ксения Базанова - Падение вверх. Хранитель

– Не кипеши!– донеслось из-за закрывшейся двери сквозь шум включённой воды,– Это было не так уж и близко отсюда. К тому же, я за собой прибрала…

Вэл плюнула и пошла в прихожую. Через полминуты раздался её голос:

– Я ушла! Запри дверь и жди меня!

Айя не ответила, но Вэл знала – она её поняла. Слишком хорошо ей было известно, чего стоит ослушаться демона третьего порядка даже в мелочах.

Глава 3

Ничего не бойся!

Hominem quaero! (Dioqines)

Ищу человека! (Диоген)

С неба невесомой пылью сыпался мельчайший дождь. Ида брела домой, натянув на низко опущенную голову капюшон. На сердце было тяжело и гадко. Впервые за в ё время своей недолгой вечности она не чувствовала себя частью своего подопечного, не ощущала с ним никакого единения. Кажется, нечто подобное у людей называется "материнский инстинкт" – неосознанное желание заботиться о родном – физически или духовно – существе, окружить его любовью, защищать от всех бед и угроз… Нет, ничего такого по отношению к Антону Ида не испытывала, и это угнетало её безумно. Она сама себе казалась каким-то уродом, недостойным быть ангелом. А значит – прощайте, небо и крылья. К этому мерзкому чувству примешивались невозможная усталость и невыносимая слабость, какая бывает только лишь от крайней безысходности. Ида впервые в жизни предалась греху уныния и как никогда сильно чувствовала себя человеком в худшем его проявлении.

Тим, конечно, был уже дома; встревоженно сдвинутые брови, напряжённо сжатые губы, скрещенные на груди руки сразу дали Иде понять, что он места себе не находил, в ожидании того, чем же закончился разговор его друга и мальчика с заблудшей душой. Впрочем, Тим тоже сразу всё понял, едва увидев Иделию, хмурую, промокшую, мрачную. А может, и ещё раньше – дождь противной крупой сыпался с неба уже больше часа, нагнетая и без того унылую атмосферу.

Тим мудро подождал, пока не проронившая ни слова Ида примет душ, закутается в огромный махровый халат и устроится на диване с неизменной чашкой кофе в руках, присел рядышком, размышляя, как начать разговор, чтобы ненароком не спровоцировать вспышку злости или, того хуже, истерику. Впрочем, волновался он напрасно – уже само присутствие друга рядом действовало на Иду умиротворяюще. Тоска и усталость отступали, взамен пришли тепло и покой. Ида была в тот момент благодарна Тиму за то, что он ни о чём не расспрашивает, а так терпеливо ждёт, когда она сама будет готова поговорить и попросить совета, если он понадобится. Тим почти не сомневался, что понадобится. Он очень чутко научился улавливать моменты, когда Ида уставала быть сильной, и готов был в любой момент подставить ей своё плечо. Втайне он всегда восхищался её мужеством, понимая, что эксцентричность, импульсивность, вспыльчивость – это всё наносное, и невозможно вообразить, на какие подвиги способна эта хрупкая девочка, если небу будет угодно от неё этих подвигов потребовать.

Тим не глядя протянул руку, и на колени Иде упала маленькая упаковка миндаля – одна из её величайших земных слабостей. Ида не смогла сдержать улыбку.

– Обожаю тебя,– совершенно искренне сказала она другу.

– И я тебя… Расскажешь мне?..

Ида вздохнула и зашуршала пакетом.

– Я не знаю, что мне делать,– горько произнесла она.

– Неужели, всё настолько плохо? Он совсем не хочет тебя слушать?

– Понимаешь,– начала Ида, насыпая в подставленную ладонь Тима несколько орехов,– Проблема не в том, что он не хочет слушать. Они поначалу все не хотят… Это я не хочу с ним говорить.

Тим несколько изменился в лице.

– Что же он такого успел тебе сказать, что ты на нём сразу крест ставишь?

Ида захрустела миндалём, Тим терпеливо ждал ответа.

– Ничего,– выдала она наконец,– Он, правда, необычный мальчик. Его даже атеистом не назовёшь. Настоящие атеисты точно знают, во что они не верят. А ему просто всё равно. Абсолютно. Он и знать ничего не хочет. И верить не желает. Ни во что и ни в кого. Даже в себя… Даже себе.

– Как это?– нахмурившийся было ангел резко вскинул брови.

– Он будто уверен, что всё в мире бессмысленно. Так и живёт, бездумно, безыдейно.

– Он случайно с собой покончить не пытался?– напрягся Тим.

– Нет,– мотнула головой Ида, складывая вчетверо опустевший пакетик,– Боюсь, он и в этом не видит смысла… Хотя, почему боюсь? Да слава тебе, Господи!

– Он фаталист?

– Нет. Фаталисты тоже кое во что верят. А этому как будто и впрямь жить незачем. Для него Бога нет, ангелов нет, демонов нет, а если и есть, то ему наплевать. И на людей наплевать. Любви нет, дружбы нет, ненависти нет, ничего нет. Это самое страшное – вот такое безучастие и пустота.

– Глупенькая,– улыбнулся Тим, мягко обнимая Иду за плечи,– Всё не так плохо на самом деле. А этот нигилизм, однако, заразен! Если Антон что-то вбил себе в голову, это не значит, что всё так на самом деле.

– Нет, я из-за его не стала сомневаться, ты не думай!– запротестовала Ида, поудобней устраивая свою голову на плече друга,– Я просто не знаю, как его переубедить, потому что переубеждать по сути не в чем…

– Ты ПОКА не знаешь. И я имею в виду, что ему просто кажется, что он не верит. Это же вообще против человеческой природы. Есть кое-что, обо что все его доводы и отрицания разобьются вдребезги.

– Юля…

Ангелы помолчали.

– Как же она с ним уживается,– пробормотала Ида,– В этом уже я смысла не вижу.

– В том-то и штука – ты смысла не видишь, а она его и не ищет. Она просто рядом с ним, и всё.

– Значит, она такая же, как и он? Раз смысла не ищет?..

– Они похожи друг на друга больше, чем всем кажется. Иначе не смогли бы вообще существовать бок о бок. Для кого-то постороннего каждый из них был бы абсолютно невыносим, а вместе они идеальны… Ты разве не почувствовала?

– Возможности не было,– проворчала Ида,– То есть, они почти как мы с тобой?

– Почти… У людей такая связь даже глубже и прочней. Правда, случается это не так часто…

– Понятно… Ну, ты бы с кем угодно ужился… Это мне с тобой повезло, как Антону с Юлькой,– Ида сонно потянулась, и вдруг ей в голову пришла удивительная в своей простоте мысль:

– А почему он просто не скажет, что любит её?

– Хороший вопрос,– Тим горько усмехнулся,– У людей открыто признаваться в чувствах не принято. Они либо стесняются того, что их осудят и будут смеяться, либо боятся того, что это невзаимно…

– Дичь какая… А Антон стесняется или боится?

– Думаю, стесняется. Это же порушит весь его имидж… А о взаимности он вообще не задумывается. Ты поговори с ним… Только не о Юле.

– Ладно…

Впрочем, без Юлиного вмешательства события следующего дня всё же не обошлись.

* * *

Больно… болят колени. Ощущение, что стоишь не на рыхлой земле, оставляющей грязные следы на белоснежной ризе, а на крупном горохе… Ида не смела даже шевельнуться и молча терпела, а по лицу от прилагаемых, чтобы не заорать в голос, усилий градом катился холодный пот. Тяжесть словно налитых свинцом крыльев каменной плитой давила на плечи. Мокрые волосы прилипли к влажному горячему лицу, и было плохо видно то, что происходило вокруг. Но Ида была этому только рада, она бы сама с удовольствием зажмурилась, но не хватало духу даже на это. Изредка налетал лёгкий обжигающий ветер, какой бывает только в пустыне, вместо воздуха всё вокруг было наполнено чувством вины, густым, горячим, тягучим, как кровь грешника. Те, кто стояли за спиной Иды, не произносили ни слова, а она хотела, чтобы её спросили, о чём угодно, и она бы ответила, оправдывалась, говорила бы что в голову взбредёт, лишь бы вспороть эту адскую тишину… От очередного порыва ветра заложило уши, и Ида поняла, что даже кричать теперь бессмысленно – её не услышат… За спиной раздался почти невесомый звон металла, Ида вздрогнула, подалась вперёд, и ощутила чьи-то руки на своих крыльях. Несколько пар рук. Ида ощутила полнейшее бессилие и слабость. Она перестала чувствовать собственное тело, только крылья, сдавливаемые безжалостными руками. Правого крыла коснулось что-холодное, металлическое, острое, и Ида ощутила на спине тонкую, несущуюся вниз от лопатки струйку… кровь… Теперь левое… Больно… невыносимо… Воздух вновь наполнил лёгкие, и Ида заорала во всё горло. Крылья не поддавались клинкам, руки перехватили их половчей, краем глаза почти ослепшая от боли Ида увидела, как осыпаются окровавленные перья… Тихий, едва уловимый хруст тоненьких косточек… Воздух закончился, невероятным усилием Ида сделала ещё один вдох… крик… боль…