Виталий Вавикин - Пятая планета

– Куда прешься, бестолочь?! – заорал их предводитель на высокого незнакомца в черной рясе монаха, затем увидел камеру, заменившую глаз. Увидел рубиновый свет в ее центре. – Чего пугаешь! – заворчал гном. – Видали мы таких красноглазых! – он шмыгнул носом, попятился. Достав пригоршню монет, мастер По бросил их к ногам гнома. Тут же поднялся гам. Десяток гномов кинулись собирать мелочь. Теперь незнакомец стал их другом. Лучшим другом.

– Ромул, – сказал мастер По. Гномы загалдели, указывая дорогу.

– Люблю мелочишку! – подмигнул гном-предводитель. Под рыжей бородой мелькнула улыбка, но мастер уже не видел этого. Он шел по улице к дому своего ученика. Возможно, своего лучшего ученика, который видел так много, когда он – мастер, в той, прошлой жизни, был слеп. Так сильно слеп!

– Здравствуй, Ромул, – сказал он, когда ученик открыл ему дверь. Капюшон мастера скрыл от настороженного взгляда большую часть его лица.

– Мастер По? – недоверчиво спросил Ромул, вспоминая то, что видел в институте Рашилайи. – Вы живы?

– В какой-то степени жив.

– Понятно, – Ромул подумал, что судьба, как бы старательно он ни бежал от нее, все равно будет вечно догонять его. Так было с его родителями. Так будет с ним. – Как вы нашли меня? – спросил он бывшего учителя.

– Твоя душа всегда была в этом городе, – что-то из прошлого вздрогнуло в угасающем сознании мастера. – Даже когда изгнали твоих богохульных родителей, ты выбрал учение и предпочел остаться.

– Мои родители не были богохульны!

– Я знаю. Теперь знаю.

– Но не сказали и слова в их защиту! – Ромул поморщился, вспомнив, как встретил их уже после смерти. Встретил, пользуясь наукой, которую теперь ненавидел. – Они сказали, что вы могли их спасти!

– Тогда все было совсем иначе.

– Тогда их это убило, учитель, – последнее слово Ромул выплюнул, словно это было ругательство.

– Все мы когда-нибудь умираем, – сказал мастер По, поднимая скрывавший лицо капюшон. Ромул вздрогнул, отшатнулся, снова вздрогнул, заставил себя смотреть в этот электронный глаз-камеру, которая фокусировалась на нем, следила за ним.

– Мои родители приходили ко мне, – сказал Ромул, убеждая себя в том, что какая судьба не постигла бы его учителя, он это заслужил.

– Я знаю, – сказал ему мастер, снова пряча свое лицо под капюшоном.

– Но не хотели слушать.

– Разве ты не рассказал мне обо всем?

– Нет, – губы Ромула дрогнули в презрении. – Они сказали мне, что вы предадите наш мир, учитель.

– Вот как? – камера-глаз под капюшоном зажужжала, фокусируясь на глазах Ромула, словно хотела заглянуть прямиком в его мозг. – И что ты знаешь о нашем мире? – спросил мастер.

– Я знаю, что нет ничего хуже предательства.

– Позволь мне показать тебе что такое предательство, – попросил мастер По, жестом предлагая Ромулу пройтись. Широкой рукав на мгновение соскользнул с его изуродованной руки. Ромул увидел съеденные до костей пальцы, обнаженные суставы. – Ты и Найдо всегда были моими лучшими учениками.

– Я не отведу вас к ней, – решительно заявил Ромул.

– Почему?

– Потому что… – Рука мастера уже скрылась под черной тканью рясы, но Ромул все еще видел ее перед своими глазами. – Что с вами случилось? Я видел, как вы умерли, а теперь вы здесь, стоите передо мной.

– Боюсь для тебя это слишком долгая история, мой нетерпеливый ученик.

– Я готов ее услышать, – Ромул сошел с крыльца, желая увести этого монстра подальше от своего дома, подальше от Найдо.

– Думаешь, меня послали, чтобы забрать тебя так же, как когда-то забрали твоих родителей? – спросил мастер, послушно следуя за учеником.

– А разве это не так? – Ромул уводил его все дальше и дальше, к центру города, где должен был проходить парад, где можно было затеряться среди бурлящих людских толп, сбежать, вернуться за Найдо, а потом… Он почувствовал, как уродливая рука учителя коснулась его локтя, напрягся. Они шли по улице, как и когда-то в садах института Рашилайи. Ученик и учитель.

– Мне очень сложно контролировать свой голод, – признался учитель своему ученику, выдержал паузу, позволяя обдумать свои слова и начал неспешно рассказывать все, что с ним случилось после того, как Латиял пришел в институт и лишил его жизни.

– Я думал, что Вишвакарнак – всего лишь легенда, – признался Ромул. – Пережиток преданий, пришедший к нам из прошлого.

– Многие так думали.

– Даже представить сложно, что он живет в подпространстве еще со времен первородных, – Ромул свернул на оживленную улицу. Толпа подхватила их, понесла вперед, в ритм парада, в жизнь парада. – А эта деревня мертвых, ты уверен, что твои глаза не подвели тебя? Разве у первородных нет своей планеты?

– Это были не первородные. Это был Амма – их коллективный разум, то, во что они превратились. И те восемь душ, восемь хижин – его дети. И все что было там вокруг – это очень сложная машина, которую создал Амма, которая служит его целям, его замыслам, которые не имеют никакого отношения, если не считать, что мы питаем эту машину своей энергией.

– Ты хочешь сказать, что легенды ожили?

– Я хочу сказать, что Вселенная хранит в себе слишком много секретов, чтобы пытаться узнать их все, но прикоснуться к некоторым нам иногда удается.

– Я думаю, что ты просто сошел с ума, – Ромул заставил себя улыбнуться. – Если хочешь убедить меня пойти с тобой, то придется сказать что-то более важное, чем эти сказки и домыслы, – Ромул снова начал думать о том, что было бы неплохо сбежать. Вот только бы знать куда. Куда сбежать сейчас в этом карнавале? Куда сбежать после на этой планете? Куда сбежать в этом мире? Сбежать так, чтобы никто не нашел. Толпа вытолкнула их с тротуара, к краю широкой, залитой ярким светом дороге, по которой маршировали слепые монахи. Десятки мужчин и женщин, добровольно лишивших себя зрения во имя веры, во имя отречения от суетности материального мира, чтобы иметь возможность быть ближе к первородным, ближе к их свету, к энергии.

– Вот оно – лицо твоего бога, – сказал мастер, указывая на эти стройные ряды. – Солдаты в рясах, судьба которых предрешена еще в утробе матери.

– Они созданы, чтобы нести свет, – возразил Ромул.

– Они созданы, чтобы нести смерть, когда настанет время, – сказал ему учитель. – Вспомни своих родителей. Вспомни, кто пришел за ними, когда пробило время.

– За ними пришли монахи.

– И кому они служат? Разве они лишили себя глаз не во имя Аммы, не во имя того, кем стали номмо?

– Амма любит нас.

– Амма любит свои догмы, а твоя вера, это еще одна догма. Ему дороги лишь свои машины и механизмы. Свои дети. Не мы. Понимаешь?

– Ты говоришь, как богохульник, учитель.

– Я говорю как человек, которому не по душе роль агнца, – мастер По запрокинул голову, вглядываясь в небо. – Твоя роль агнца, Ромул, – капюшон упал с его головы, обнажая уродство, но он не обратил на это внимания. Высоко вверху летели большие белые птицы, на которых фокусировался электронный глаз мастера.