Инна Георгиева - Ева. Гибкий график катастроф

Я выслушала молча. Вообще, Полина была склонна видеть действительность в темных красках – в конце концов, именно поэтому она была готом. Но сейчас мне хотелось с ней согласиться. При всей своей обаятельности Шакуров оставил по себе самые противоречивые впечатления. С одной стороны: честный и культурный. С другой – может, он честный только потому, что туго соображает и потому плохо врет? А вежливость использует исключительно для притупления бдительности?

Я так задумалась о скрытых недостатках Юлиана, что не сразу поняла, отчего Полина вдруг тихонько присвистнула и заявила:

– Везет же тебе сегодня, подруга. Прямо как утопленнику, честное слово.

В недоумении я повернула голову и проследила за ее взглядом: дождавшись, пока «ауди» неспешно выползет за ворота, во двор особняка въехала синяя «мазда». И даже сквозь тонированное стекло мне был виден задумчивый взгляд Алекса.

«Мазда» обогнула клумбу и въехала в гараж. Мы с Полей проводили ее глазами, и готесса вдруг резко засобиралась домой:

– Уже почти девять, Ева! Боже, как поздно-поздно, а мне еще в одно место заскочить надо… Я, короче, поехала. Если что – звони.

– Секундочку, – подняла я ладонь, – ты что: меня бросаешь?

– Не бросаю, а… принимаю решение о тактической капитуляции, – выкрутилась готесса.

– Знаешь что? – возмутилась я. – С твоей стороны это просто трусость!

– Не трусость, Ева, – выразительно изогнула бровь подруга, – а осторожность!

– Ну да, конечно! – скрестила я руки на груди. – Огромная разница в терминологии, особенно актуальная в данной ситуации!

– Конечно огромная! – кивнула Полина.

– И в чем же она состоит?

– Ну… вот если боюсь я – то это осторожность. А если кто-то другой – то трусость, – с ухмылкой пояснила готесса. – Потому я сейчас тихонечко сяду на свой мотоцикл и поеду обратно в город. Подальше от твоего расчудесного и совершенно неадекватного в гневе парня. И совесть, кстати, меня не будет мучить абсолют!..

Знаете, иногда сюрпризы преподносят те, от кого их совсем не ждешь. На сей раз таким человеком-нежданчиком оказался Богдан. Он вышел на крыльцо, оглядел Полину долгим прищуренным взглядом и тяжко вздохнул:

– Боюсь, никуда ты не поедешь.

Полина обернулась:

– С чего бы это?!

– Разве папа тебя не учил, что в состоянии алкогольного опьянения за руль садиться нельзя?

Я хмыкнула: а Богданчик-то, оказывается, коварен! Уж не знаю, откуда он узнал о характере старшего Казакова, но Поля ужасно боялась, что отец застукает ее с «запашком» на мотоцикле. Неудивительно, что она тратила столько денег на такси: нарушение техники безопасности грозило не только лишением транспорта, но и (о, ужас!) трепкой. Именно так: в свои девятнадцать Поля, обладательница восьмого дана в тэквандо и такой репутации, что маргинальные личности в темных переулках при ее приближении старались как можно скорее выйти из сумрака и скрыться в неизвестном направлении, боялась получить ремнем по заднице.

– Я почти ничего не пила! – возмутилась она.

– Ноль пять крепкого пива, между прочим, – усмехнулся Богдан. – Это совсем не «ничего»!

Я мысленно присвистнула: вот же паразит! Он ведь сам ей это пиво и предложил.

– Для меня ноль пять – мелочи! – прошипела Полина, и тут, надо признать, она не солгала: организм готессы был крайне малочувствителен к алкоголю. Я почти уверена, что ее предки состояли частично из финнов, а частично из вечно замерзающих жителей Сибири. Ну из тех, кого американцы обычно изображают в ушанках, телогрейках и верхом на медведях. А еще – с бутылкой водки, потому что только с ее помощью человек может оседлать здоровенного хищника, распевая при этом российскую версию «Oh, happy day». Количество спирта, которое Полина потребляла в год, могло дать фору центральной городской больнице Нью-Йорка, причем, я сейчас говорю о спирте в чистом виде, а не о слабеньких коктейлях из сока и тоника. Но подруга действительно от этого особо не страдала. Если, конечно, не считать похмелья, которое бывало довольно мучительным, хотя и редким наказанием. Ну и выволочек от папеньки.

Богдан улыбнулся, слушая Полинкино ворчание, но остался непреклонен.

– Не сопротивляйся, кошечка, – проворковал он. – Идем лучше спать.

– Спать?! – изогнула бровь подруга. – А ты это заслужил? Придумал мне подарок на День святого Валентина или опять какие-то духи притащишь?! Учти, я тебя их выпить заставлю!

– Конечно придумал, – фыркнул парень, перебивая грозный поток обещаний. И добавил серьезным тоном. – А ты?

– Что – я? – не поняла девушка.

– Ты придумала, как меня поздравишь? День Валентина – праздник для двоих, – пояснил дизайнер. – На какой подарок могу рассчитывать я?

– Ева! – в поисках поддержки обернулась ко мне обескураженная готесса. – Ты слышала, что сказал твой брат?! Я должна ему что-то дарить, представляешь?! Скажи ему, что это – бред! Женщина делает подарок своему избраннику уже тем, что соглашается быть рядом с ним!

– Прости, Полечка, – развела я руками, – но Богдан говорит правильно. Это же День влюбленных, а не день рождения. Тут нужна взаимность. И потом: у нас вроде как равноправие полов, разве нет?

– Феминистка, блин! – недовольно рыкнула готесса. – И что, ты уже придумала подарок Алексу?!

– Ну типа того…

Богдан демонстративно насупился:

– А ты мне – нет?!

Готесса сглотнула, окинула его взглядом с головы до пят, прикинула перспективы и шагнула к ступеням:

– Знаешь, я тут пораскинула мозгами… идем, наверное, спать, а?

Мне пришлось зайтись кашлем, чтобы скрыть смех. Вот же Богдан! Вот же сукин сын! В который раз восхищаюсь его талантом. Так изящно и ловко обыграть Полину – да если бы он с таким же мастерством создавал свои дизайны, давно бы обогнал в популярности Жан-Анри Янсена [3]!

Полина бросила на меня хмурый взгляд (ну да, не стоило, наверное, так громко кашлять – уж она-то отлично знала мою медкарту и то, что бронхитом я не страдала) и следом за Богданом вошла в дом. А потом дверь отворилась вновь и на пороге появился Алекс. Он покосился через плечо на тихо ругающихся (но при этом так мило держащихся за руки) Богдана с Полиной и бесшумной походкой направился ко мне.

– Привет, – шепнул так, что бабочки в моем животе запорхали как сумасшедшие. Я слабо улыбнулась в ответ, но тут же одумалась, вспомнив, что мы с ним совсем недавно поругались и он еще не вымолил мое прощение (ха-ха, как будто этот гаденыш собирался меня умолять!). – Все еще злишься? – догадливо улыбнулся. Я выразительно нахохлилась. Шурик хмыкнул. – А так?

И, обхватив меня за талию, притянул к себе и поцеловал. Я просто задохнулась от неожиданности и негодования. Да-да! Именно поэтому я и не отпрыгнула назад, не отвернулась или хотя бы не промычала что-то протестующее в попытке его остановить. Я была слишком взволнована и обескуражена! А уж никак не очарована и захвачена этим дурацким чувством всепоглощающего счастья, которое всегда приходит, когда губы Алекса касаются моих собственных. И, конечно, в моей голове просто не могла пронестись мысль о том, что я скорее отгрызу собственную руку, чем откажу себе в удовольствии обнять его в ответ.