Ренард Фиерци - Чародейская Академия. Книга 1. Санта-Ралаэнна

– Нас из России на самом деле больше, чем двое, но пока не знаем, кто ещё.

– Мне кажется, один из них живёт в одиннадцатом номере. По крайней мере, назвался русским именем.

– И каким же?

– Алехандро.

Приятели так и покатились со смеху.

– Запомни, Фэн, – назидательно произнёс Гека, чуть-чуть успокоившись, – имя «Александр» вообще-то греческое, и назвавшийся им вполне мог оказаться оттуда, а в произнесённой тобой транскрипции и вовсе являться уроженцем Италии или Испании. Думаю, когда нас соберут вместе и устроят перекличку, всё станет на места.

– Кстати, – заметил Эрик, – по поводу пресловутых «способностей». Интересно, как их можно разглядеть, ничего не зная о человеке.

– Значит, есть те, кто способен увидеть. Или в поведении обладающих даром присутствует нечто особенное, чего сам индивидуум не осознаёт, но бросающееся в глаза другим. Например, если некто хорошо рисует, но никогда не видел чужих рисунков, он априори будет полагать, что и остальные люди рисуют не хуже. Вы проходили какой-нибудь тест перед тем, как попасть сюда?

– Попросили встать в круг, после чего тот засветился.

– Каким цветом?

Приятели смущённо переглянулись.

– Не помню точно. А ты?

– Тоже. Кажется, жёлтым, а может, оранжевым… Это имеет смысл?

– Вроде бы окраска надписи соответствует магии, к которой наибольшая склонность. Надо при случае узнать у кого-нибудь из учителей.

– Как они тут, не дюже строгие?

– Пока видел только одного и, по правде говоря, он меня немного напугал. Вчера вечером гуляю по второму этажу, рассматриваю портреты, вдруг сзади дверь тихонько скрипнула. Инстинктивно обернулся – смотрю, появляется мужчина с нахмуренным лицом, в красном плаще с чёрной каймой. Как взглянул на меня – честное слово, я не из трусливых, а тут захотелось сквозь землю провалиться, даже колени подогнулись. Что-то было в его глазах такое… словно до глубины души достал. Думал, если заговорит, и двух слов в ответ связать не смогу, во рту все пересохло. Но, к счастью, пронесло: отвернулся и ушёл. У такого не то что спросить, за километр обойдёшь.

– Ладно, не переживай, может, он только с виду грозный.

– Будем надеяться. Я на самом деле зашёл поинтересоваться: собрание у нас точно в двенадцать?

Приятели переглянулись.

– Вроде бы. По крайней мере, нам так сказали.

– Ну тогда побегу, надо успеть кое-что сделать.

И, раскланявшись, Фэн скрылся за дверью.

– Что-то самому спать немного захотелось, – сказал Гека, зевая. – Может, ну её, эту встречу, да покемарить малёк?

– Хочешь в первый же день прогульщиком прослыть? Соберись, выпей кофе.

– Уговорил. Но до двенадцати есть немного времени, я всё же прилягу. Разбуди меня, когда пора идти, хорошо?

– Ладно. Я тогда немного почитаю.

Вслед за красочным описанием чудес Внеземелья пошёл материал поскучнее, представляющий интерес скорее для профессиональных историков, чем для рядовых читателей. Несколько страниц, посвящённых философским спорам о природе магии, имевшим место в Византии тысячу лет назад, Эрик пролистнул, лишь бегло пробежавшись по началам абзацев: потом можно прочесть повнимательнее. Куда больше его заинтересовало преследование катаров и положения «альбигойской ереси».

«Общеизвестно, что Церковь, на словах осуждавшая занятие чародейством, в действительности никогда не отказывалась от тайного практикования волшебства в таких областях, как целительство (лечение болезней, врачевание ран), магия Духа (миссионерская деятельность, вдохновляющие проповеди), иллюзии (сотворение чудес) и т. п. Подобная лицемерная политика порождала недовольство как внутри различных слоёв населения, так и у отдельных священнослужителей, считавших, что двуличность в данном вопросе (и не только в нём) вредит Великому Служению и наносит Церкви урон больший, чем выгода, которую она получает, используя магию, пусть даже и для благих целей. Нарастание недовольства привело в конце концов к расколу: часть священников объявила о своём несогласии с официальной церковной политикой, потребовав либо легализации магических ритуалов, либо отказа от них вообще. Раскольников стали называть «катары», что означает «чистые».

Под покровительством графа Тулузского Раймона, ставшего рьяным приверженцем их идей, катары основали собственную школу магии в г. Монсегюр на юге Франции, быстро ставшую популярной благодаря прогрессивному подходу к обучению, апеллировавшему к личной заинтересованности в постижении секретов ремесла, а не принудительному к тому побуждению. Проповедуя невиданные для своего времени идеи свободы и духовного равенства, катары приобрели громадную популярность; под их знамёна стекались тысячи людей самых разных сословий. Повсюду создавались общины, и всё новые и новые проповедники устремлялись в путь, переправляясь через Ла-Манш, Рейн и Дунай, забираясь всё дальше – в Малую Азию, земли русских князей и даже во владения монгольских ханов, и неся с собой благую весть о возвращении Истинной Веры и приближении царства всеобщей справедливости.

Осознав, что триумфальное шествие нового вероучения угрожает самому факту её существования, Церковь от слов (предание еретиков анафеме, публичные проклятия в их адрес, увещевания не верить катарам и обещания адских мук тем, кто поддастся на их призывы) перешла к делу. Созывая очередной крестовый поход, папа Иннокентий III призвал обрушить его карающую длань на головы отступников. Рыцари-авантюристы и наёмники всех мастей, готовые за золото и индульгенции на любое злодейство, охотно откликнулись на призыв – особенно те, кто участвовал в набеге на Константинополь, надеясь вновь на захват богатой добычи.

Начало похода оказалось для них удачным: крестоносцы без труда захватили несколько мелких городов, огнём и мечом истребляя местное население и не особо вдаваясь в подробности, кто еретик, а кто добропорядочный прихожанин Церкви. Правда, дальше победоносный ход слегка затормозился: жители окрестных сёл разбегались при одном известии о приближении папских наёмников, а по ночам нападали на обозы. Редеющее воинство постепенно растягивалось и распадалось на отдельные отряды, плутавшие по всему Лангедоку, не в состоянии добраться до более-менее крупного города, где можно было отдохнуть и пополнить запасы. Как стало известно позже, монсегюрские маги активно использовали заклинания Иллюзорная Местность и Отвод Глаз. В конце концов, деморализованные горе-вояки дезертировали почти поголовно, и поход сам собой тихо завершился.

Однако папа сдаваться не собирался. Призвав на помощь магов, сохранивших верность тиаре, он набрал новую рать. Война, в которой обе стороны применяли магию, оказалась затяжной, почти четыре десятилетия велась с переменным успехом, пока папа Иннокентий IV не предпринял решительный шаг: изрядно раскошелившись, привлёк на свою сторону нескольких крупных французских феодалов. Армия альянса прорвала оборону лангедокцев и заняла Альби, Монпелье, Нарбонну и Тулузу. Дольше всех сопротивлялся Монсегюр, окружённый магической защитой. Даже в кольце плотной осады крестоносцам понадобилось почти полтора года, чтобы её преодолеть, пробить хорошо укреплённые стены города и сломить сопротивление защитников. Каково же было их удивление и разочарование, когда во всем захваченном городе не оказалось ни одного человека! Последнюю линию обороны держали големы, элементали Земли в обличье античных героев, и живые доспехи. Пропали не только люди: всё мало-мальски ценное исчезло бесследно, в том числе и библиотека сокровенных знаний, одна из лучших в тогдашней Европе.