Ильшат Усманов - Роса

Да, подумал я про себя, и стало стыдно. Сорвав с холодильника записку, прилепленную магнитом, и развернув ее, прочел. «Надеюсь, вечером поговорим». Взяв яблоко, положив его в рюкзак и надев пуховик, вышел на улицу.

Туман, опустившийся еще вчера вечером и из-за которого я чуть не прошел мимо дома, превратился в густой смог.

Сильно похолодало, ледяная мгла обжигало лицо. Накинув капюшон, я направился в сторону остановки. В колледж впервые в жизни не хотелось идти, но ничего не поделаешь, идти нужно. Как обычно поздоровавшись со своей двоюродной сестренкой, столкнувшись в холле колледжа, я пошел на информатику.

К обеду туман осел. В компании Громилы и малого я направился в столовую.

– Еще два урока и…

– Опять сорвешься в свое издательство, – дожевывая бутерброд, пробубнил Громила.

– Да, а что мне еще остается, нужно же оплачивать обучение.

– Ну как, тебе вчера не влетело от матери?

– Нет, не помню, но ясно понял из-за сегодняшней записки, которую оставила мама, что разговор будет серьезным, – отложив ложку, выдохнул я. Есть совсем не хотелось, но все же я заставил себя выпить хотя бы стакан апельсинового сока.

– Да, я узнал, почему Яна вчера вечером появилась в клубе.

– Да и, – спросил Громила

– Это их клуб, и кто-то ей шепнул, что мы собираемся там, хотя ее никто и не приглашал, я спросил у ребят.

– Это уже не важно, Лех.

– Что, пошли на историю, я слышал, тот, кто заменяет Савровского – строгий, ребята из параллельных групп говорили, что он некоторых, кто плохо отвечал, оставлял после уроков.

– Да, обрадовал ты нас, Лех. Вот этого-то нам сейчас и не хватало перед очередным матчем.

Два последних урока тянулись так долго, что хотелось сбежать. В последние двадцать минут до звонка Сергей Иваныч задал мне вопрос, и я неверно на него ответил, за что получил целую кучу домашней работы, да еще, как нарочно, он оставил меня после занятий. Вот только этого мне сейчас и не хватало. Любые попытки убедить Сергея Иваныча перенести мое наказание на другой день были безуспешны. Он пришел недавно и заменял Виктора Савровского, который понимал меня и отпускал, а Сергей Иваныч не знал об этом и не хотел даже слушать. Так что мне пришлось сидеть и слушать урок вновь.

Позвонить и предупредить, что вновь опоздаю, я не мог. Иваныч попросил выключить и убрать мобильник, либо в противном случае он просто заберет его до конца урока. Он рассказывал то, что и на уроке, а в конце вновь задал тот же самый вопрос, на который я все же ответил со второй попытки, и он отпустил меня. Но обещал завтра спросить первым то, что задал домой.

– Ну, как ты? – окликнул Леха, дожидаясь меня, сидя на остановке.

– Паршиво, – выдохнул я, присев рядом.

– Да ладно, не бери ты голову, не ты один, подумаешь, – и, взглянув на меня, приподняв брови, замолк.

– Знаешь, Лех, все это так странно, как будто все это, м-м, как тебе объяснить.

– А ты попробуй, а я там разберусь

– Понимаешь, Лех, все это как-то взаимосвязано и никак не выходит у меня из головы: потеря сознания, полицейские.

– Кстати, а ты узнал, зачем полицейские к тебе приходили.

– Да помнишь о эсэмэсках, которые приходили одна за другой.

– Это когда ты лежал в медкабинете, да, помню, но как это все связано, – пожал плечами он, не поняв.

– Так вот, это эсэмэски о звонках из издательства, на следующий день я позвонил и узнал, что мистер Вроский.

– А это еще кто?

– Я был последний, кто был у него в доме, и полицейские приходили, чтобы выяснить у меня все в подробностях о том вечере.

– Не понятно одно, почему они ушли сразу, как пришли, нечего не спросив.

– Не знаю, и это все еще для меня загадка.

– А тот мужичек, Врос. Как его там?

– Вроский.

– Да, слушай, а ты что его, того? – округлил он глаза.

– Конечно нет, – ухмыльнулся я впервые за весь день, – он уже был как час мертв, а я как идиот полчаса кричал у него в доме, пытаясь позвать хозяев. Не догадываясь, что за стеной лежит покойник.

– Фу, – выдохнул он, внимательно слушая меня, – а то я уж подумал, что ты его, ну…

– Чего, «ну»?

– Ну, того…

– Я же сказал, что нет, – начал закипать я.

– Ладно, ладно, я просто пошутил.

– И.

– И тебя наконец-то уволили.

– Нет.

– Нет? – удивился он.

– Просто попросили съездить вновь туда и подписать кое-какие документы, так как его родственники отказались с ним работать.

– С ними, это с издательством?

– Да.

– Ясно. Ну что ж, теперь все вроде становится понятней, кроме одного.

«Да, – подумал я, – он еще про медальон не знает, может ему рассказать. О, нет, лучше не надо», – решил я, зная, как он меня осыплет сотнями вопросов, а после весь колледж об этом узнает.

– Ладно, Дэн, мне пора, у меня дома куча работ. И да, Дэн, может, ответишь, у тебя мобила разрывается.

– Я знаю.

– Тогда до завтра.

– Аха. Глядя на удаляющуюся фигуру Лехи, которая вскоре, став точкой, исчезла, достав неумолкающий мобильник, я посмотрел на дисплей, заранее зная, кто мог звонить.

Уже стемнело, но я все еще сидел на остановке, держа в руке мобильник, и не знал, что ответить, так как он трезвонил каждые пять минут, но вскоре замолк.

«Пи-пи-пи», – пищали часы. «Шесть, ладно, – подумал я, – завтра объясню боссу, надеюсь, поймет». С этими мыслями я, встав со скамейки, зашел в открытую дверь подъехавшей маршрутки.

Сидя на диване в окружении кучи книг, чтобы завтра подготовиться, я часто поглядывал на часы, не понимая, время два часа ночи, а мамы нет. Обычно она звонит, предупреждает, что задерживается. «Ладно», – подумал я, отложив книгу, взял с журнального столика мобильник и, подойдя к окну, позвонил. Гудки шли, но никто не отвечал, и я решил позвонить на рабочий. Вновь гудки. Наверное, заняты и, вернувшись к дивану, вновь начал читать.

По телеку шел какой-то фильм, но неожиданно прервался. «Экстренные новости», – объявил диктор. Я, оторвав взгляд от книги, посмотрел на экран. Все было в огне. Вначале я не понимал, где это случилось, но потом догадался по знакомому памятнику, а точнее по бюсту Пушкина, который стоял возле парадного входа.

Это горел детский дом, в котором работала мама. На душе стало не по себе и я, отложив книгу, накинув пуховик, выбежал на улицу. Я бежал что есть силы. Время было позднее, и маршрутки уже как час прекратили ездить. Я бежал, иногда останавливался, чтобы отдышаться, и вновь бежал. Детский дом, где работала мама, находился на другом конце города, и путь был неблизкий.

Вскоре все же добежал до детского дома. Передо мной открылась страшная картина. Все было черным, разрушенным и в пене. Вокруг толпились люди, полицейские и пожарные. Но кого бы я ни спрашивал, никто ничего не знал. Я только узнал, что трое погибли и несколько пострадавших. Нет, убеждал я себя, мамы не может быть среди них.