Елена Суханова - Лучезарный след

– А по-моему, чем раньше, тем лучше. Поскорее отвязаться.

– Тебе легко говорить, – насупилась Лучезара. Встала руки в боки.

– Мне легко? – вскричала я. – Мне трудно. И страшно.

Довольно скоро я поняла, как тяжело приходилось Радмилке. Верещагина словно отключила органы слуха, вернее, настроила их на приём исключительно выгодной для себя информации.

К тому же основательно оборзела. Несколько месяцев назад она прибежала ко мне, поджав хвост, не знала куда себя приткнуть и всячески старалась задобрить обиженную подругу. Нынче же она заявилась как в свои владения (что отчасти верно. Ну… в её понимании). Теперь она уже не просила, она требовала.

На другой день пришёл Дубинин. Его взъярила Лучезарина бесцеремонность, вследствие чего он начал орать, перекрывая допустимые нормы звукового воздействия. То есть в общежитии нормы устанавливает каждый для себя, понимая, что соседи обязательно услышат то, что для них не предназначается. На крики сбежались девчонки, начали стучать в дверь. Подала голос Любава. Лучезара, изобразив высокомерное презрение, нарочито медленно укрылась в шкафу. Я открыла дверь. Естественно, случайные свидетельницы решили, что разевал рот Дубинин по моему адресу. Они даже принялись порицать его. Одна Любава молчала. Только хлопала широкими от удивления глазами. Милорад смешался. Обычно он умеет кратким и ёмким оборотом растолковать ситуацию. Если его, конечно, волнует, что кому-то непонятно происходящее. Но тут только вздохнул и уставился в стену.

Я обратила внимание, что Дубинин бледен и выглядит измождённым. Вроде сейчас ему не требуется поспевать на три работы, долги выплачены… Я выпроводила девчонок, бормоча, мол, они всё неправильно поняли. Не поверили, понятное дело. Особенно Любава. Я по глазам видела.

– Что случилось? – негромко спросила я у Милорада под шорох, издаваемый Лучезарой, которая выбиралась из шкафа.

– Один из наших, – зашептал Дубинин, – исчез. Когда проверяли путеуказатель. Напрочь. Два дня прошло, никаких известий. Теперь никто не знает, что делать. То ли снова включать путеуказатель и искать отправляться…

– Не вздумай! – вырвалось у меня.

– Человек пропал, Добряна, – прошипел Милорад.

Сами виноваты, намеревалась ответить я, но сдержалась. Хотя это правда. Перед глазами возникла сцена: умники, братцевы дружки, носятся с выпученными глазами и стенают, как нехорошо закончились их опыты. А я всегда высказывалась против такого рода испытаний.

– Кто пропал? – выросла рядом с нами Лучезара. Она улыбалась, как будто Дубинин не распекал её несколько минут назад.

– Последний вопрос, – обратился к ведьме Милорад, – когда ты оставишь нас в покое?

– Так я вас и не трогаю, – непринуждённо отозвалась Верещагина, – поживу немного и уйду. Обязательно уйду. Не бойся. Можно подумать, мне с вами одно общежитие делить нравится.

В кармане Милорада запиликал недавно приобретённый сотовый.

– Что вы, честное слово? – продолжала Чародейка. – Психовать-то зачем? Не съем же я вас.

– Лучезара, – заныла я, – не съешь – так покусаешь. А затем угробишь.

И всё-таки вынудила дослушать до конца историю про Лазаря.

– Ерунда, – зевнула Лучезара, – он меня не обнаружит. Просто запугивает. Чем дальше, тем больше кажется, что меня вообще никто обнаружить не может.

Дубинина срочно куда-то позвали. Я предположила, что умники не устают решать, как искать пропавшего. А нечего исследовать пути между мирами! Я пыталась удержать братца, убедить его не соваться куда не следует. Останавливала в коридоре. Без толку. Пришлось вернуться в комнату и вспомнить, что Милорад не справился с Верещагиной. Ещё одна беда! Ни Дубинин на неё не действует, ни Лазарь. Что в этой ситуации делала Радмилка? Звонила мне. Я ушла на чёрную лестницу и отдала звонок вежливости. Никаких иллюзий, конечно, не питала. Вряд ли подруга приложит максимум усилий, чтобы избавить меня от беззастенчивой узурпаторши. Это для неё самой чревато. Винить не могу. Но совсем без помощи (вернее, поддержки) Барышникова меня не оставила. Ближе к вечеру она появилась на пороге со Златкой и игривым. Мы вторгались в личный мир каждой из присутствующих (не забывая убеждать Лучезару бежать из столицы), и к исходу второй бутылки ведьма расчувствовалась.

– Девчонки, я вас так люблю! Но, поймите, боюсь ужасно!

Она вновь начала разводить тары-бары. Втемяшивать нам, что всё, чего ей хочется, – это отложить собственное слушание в Чародейном управлении на максимально больший срок. Потому как после него ей довольно долго, а то и никогда больше, нельзя будет колдовать. А без волшебства Лучезара себе жизни не представляет. И ла-ла-ла! И бла-бла-бла!

Радмилка уже не раз знакомилась с этими выкладками. По лицу я поняла: сейчас она затянет песню, лишь бы не выслушивать снова.

– Другие почему должны страдать? – спросила я, осушив бокал.

– К тому же человек должен уметь нести ответственность за свои поступки, – пробормотала Радмилка.

– Никто не любит Чародеев, – затянула свою тоскливую волынку Верещагина. – Кругом одно и то же. Бедная я, несчастная.

Я хмыкнула и выкинула коробку от конфет в мусорный пакет.

– Уймись, – призвала Златка. – скажи лучше, у тебя ещё какая-нибудь влюблённость к Гуляеву осталась?

И начала открывать третью бутылку. Игривое – штука слабенькая, но три бутылки, на мой взгляд, – перебор. О чём думала Радмилка, когда покупала? Она уже сама в предпесенном состоянии, а скоро и Лучезара начнёт горланить. Никакой конспирации.

– Думаю, нет, – уныло проговорила ведьма. – Я его так давно не видела. А у тебя к Ратмиру?

– Вот ещё, – встрепенулась Златка. – Да я ненавижу этого лысого!

Радмилка предложила пойти отомстить Дельцу за плохое поведение и… Ну, причин мы много отыскать можем. Я напомнила, что моя часть отмщения уже позади (про возврат денег говорить не стала), и попросила себя к подлой женской мести не приплетать. И тут Барышникова снова привязалась с вопросом, как мне удалось у всех выиграть. Мы с Лучезарой переглянулись и хором заговорили о Гуляеве. Странно, я-то от чего?

Игривое снова полилось в кружки.

Третья – явно перебор.

Гуляев забылся, когда все пригубили. Тема исчерпана. Но Лучезара вновь открыла рот. Я испугалась, что затянет «Как хотела меня мать да за первого отдать», – случается с ней такое. Однако ведьма принялась рассказывать об избраннике Радмилки. Чтоб только не дать той слово вставить. Думаю, Барышникова не может не догадываться, что в моём покере не обошлось без колдовства. Но почему-то пока прямо не спрашивает.