Марина и Сергей Дяченко - Хроники мегаполиса (сборник)

Женька перевел взгляд с отца на «Жигуль» и обратно.

– Тогда бы хоть машину помыл…

– Что?

– Машина грязная.

Дима смотрел на сына, пытаясь понять, издевается он, провоцирует – либо просто говорит первое, что пришло на ум.

– Помоем, – сказал он через силу. – Ну, садись…

– Обойдусь.

И, закинув на плечо свою огромную сумку, Женька пошел прочь по дороге – один. Всем своим видом показывая, что лучше ходить пешком, чем путешествовать в облепленной грязью развалюхе.

Наспех сделав математику, он поставил в видик кассету с лучшими голами столетия – то была его гордость, его коллекция. Уселся в кресло, положил на колени учебник истории; нажал на «Play».

…Его величество гол – квинтэссенция игры. Его величество гол – момент экстаза; гол – красота и поэтика любимой игры. Гол – мгновение, ради которого миллионы людей забывают о своих заботах, гол – это восторг и траур, в зависимости от того, чьи ворота поражены. Женька собирал голы по разным передачам, переписывал у ребят; тут были и старые голы в черно-белой записи, и новые, последние, в цвете, с повторами и рапидом… Из классики – великолепные голы «с ходу» короля футбола Пеле, потрясающие финты Гарринчи, заканчивающиеся отчаянием вратаря… А вот Бышовец с лету, через себя «ножницами» забивает в девятку в далекой Мексике – недаром ему там поставлен памятник за красоту игры… Тут были голы на разный вкус – и с пенальти, и с игры, забиваемые и головой, и ногами, и даже руками – знаменитый гол Марадоны, лукаво забитый сборной Англии при позорном недосмотре судьи – и, как говорил потом хитрющий виртуоз, то была «рука Господа»… Тут были немыслимые по траектории голы Шукера и Ривалдо на последнем чемпионате мира, и знаменитый недавний удар Шевченко на последних минутах – резаный со штрафного, нокаутировавший выигрывавшую сборную России и повергший ее в болельщиков в состояние шока. Тут была и коварный, с центра поля, «парашют» Ачимовича на 84-й минуте, наказавший не успевшего вернуться в ворота Шовковского – гол, размазавший по стенке сборную Украины и лишивший ее возможности играть в Европейском первенстве…

Особенно красив гол со стандартного положения. Стандартное – это поединок команд, психологическая схватка; это спорт, цирк, балет, война…

Учебник что-то там талдычил про Запорожскую Сечь. В это время молодой Лобановский пробивал с углового знаменитый «сухой лист»… Черно-белая старая запись…

Ныли мышцы. Слипались глаза.

Женьке виделся Богдан Хмельницкий, отдающий пас козаку с оселедцем, в широченных шароварах. Шаровары разлетались на ветру, пряча в складках мяч; узкоглазый татарин в воротах широко раскрывал руки, прыгал – и пропускал, ревели трибуны, гол, гол…

Учебник истории соскользнул на пол.

Женька спал.

Он набивал мяч во дворе у стеночки и уже собирался домой, когда подошли соседи Игорь и Леха, один на два года старше Женьки, другой на три.

– Шуба, дай мяч поиграться с пацанами.

Один раз он уже давал им мяч. Через две недели получил, наконец, обратно – никуда не годный, черный, тряпку, а не мяч.

– Это не мой, – соврал он. – Мне его завтра надо отдать.

– Так слушай, мы до завтра вернем.

– Не мой это. Не могу.

И, подхватив мяч, заторопился домой.

Уже у подъезда услышал за спиной презрительное:

– Зазнался, бля… Динамовец…

(…Они… туда-сюда. Иногда все стихает, тогда я решаюсь перейти… но как только я выхожу не твердое, они появляются снова. От них идет ветер… Запахи… Бензин, резина… Они сигналят, увидев меня, я лежу, прижавшись к земле брюхом… Они задавят меня, как только я выйду из кустов… Я должен бежать туда, за дорогу… я должен бежать! Туда… Они перекрыли мне путь… Что мне делать?! Что делать?!)

В субботу класс повели в планетарий.

Здоровенная фиговина посреди зала называлась «скаймастером», то есть делателем неба; Женьке понравилось это слово. Чем-то похоже на «плеймейкер».

Симпатичная тетка недолго рассказывала про звезды, про созвездия, а потом предложила всем посмотреть рассвет.

Это было классно – темнота, звезды, такая музыка, потом край «неба» стал наливаться красным, светлеть, светлеть…

И вот из-за «горизонта» выкатился круглый красный мяч – такой яркий, что Женька даже зажмурился.

Украинка была не то чтобы противной, но, если не сдать ей вовремя сочинение – слетала с катушек.

Кроме Женьки домашнее сочинение про «За что я люблю мой город» не сдали еще человек десять; они стояли за своими партами и слушали, понурив головы и молча соглашаясь с тем, что оценка им будет снижена на балл; Женькина парта была у окна, и это было очень удобно, потому что, слушая украинкины нотации, можно было украдкой смотреть на школьный стадион.

Красивейшие голы столетия.

На этот раз забивал Роналдо. Шоколадный и гологоловый, лицом совсем пацан, великий Роналдо забил головой – в прыжке; первоклашки, выведенные на физкультуру, смотрели, восторженно разинув рты.

Роналдо обернулся, Женька видел его глаза. Их взгляды встретились.

«Не надо ехать, парень. В ихней Америке и футбола-то нет, один соккер».

Женька вздрогнул.

…Он поспорил с Витькой – на пять долларов, что пронесет мяч, не роняя на землю, через весь подземный переход под Майданом Незалежности, через всю «трубу», и до самого фонтана!

И Женька пошел.

А народу было! Нищие на ступеньках… Торговки цветами. Люди у телефонных автоматов…

– Ты что делаешь это, шкет?!

– Хулиганье малое…

Группа поддержки бежала вокруг, создавая лишнюю суматоху.

Тяжелее всего пришлось на выходе из перехода. Женьку толкнули, он потерял равновесие, грохнулся на четвереньки, но все-таки успел поймать мяч на голову, и так, с мячом на голове, встал; кто-то зааплодировал. С мячом на голове Женька одолел последние ступеньки, дальше было легче…

Испуганно отшатнулись лошади для платного катания (они стояли у кромки фонтана под надзором каких-то девчонок).

– Е-е-ес! – вопили пацаны. Витька, хмуро улыбаясь, отсчитывал пять долларовых купюр…

Женька взял деньги в руки – и вдруг помрачнел. Несколько минут стоял, разглядывая изображение Капитолийского холма.

– Ты че, думаешь, фальшивые? – возмутился Витька. – Настоящие!

– Настоящие, – эхом отозвался Женька.

И твердым шагом направился к ближайшему обменному ларьку – купюры нес за уголок, будто дохлую крысу.

Почти год назад от Бори ушла жена. Ушла к неведомой зверушке, которая по ее словам была чуть ли не «новым русским», хотя Дима пребывал в уверенности, что это миф. Что за интерес мог возникнуть у «нового русского» ко вздорной, полненькой, не первой молодости Раисе?