Лилия Лукина - Рождение Королевы

Ожидая вечером на Набережной Надю, Елена грустно размышляла о том, что, если жизнь и правда, как зебра, полосатая, то лично у нее черные полосы преобладают и по частоте, и по ширине, а последняя, начавшаяся много лет назад, и вовсе конца не имеет. Одно слово – беспросветность! И она искренне обрадовалась, когда Надя оторвала ее от этих безрадостных мыслей.

На их звонок в дверь симпатичного, каменного особнячка с прилегавшим к нему небольшим садиком – верхушки кленов были видны из-за высокого каменного забора с солидными металлическими гаражными воротами – им открыла невысокая, стройная блондинка ослепительной красоты с необыкновенно яркими, голубыми, лучистыми глазами, никак не старше пятидесяти лет на вид, в брюках, элегантном джемпере и с дымящейся сигаретой в тонких, холеных пальцах со свежим маникюром, и Елена просто не поверила своим ушам, когда Надя сказала:

– Вот, Маргарита Георгиевна, это Елена Михайловна Королёва. Теперь с вами будет работать она, – и, увидев округлившиеся от удивления глаза Елены – вот так старушка под восемьдесят! – она, довольная произведенным впечатлением, ехидно хмыкнула и, быстро распрощавшись, ушла.

– Очень приятно! – отозвалась Княгиня, радушно протягивая Елене ухоженную руку, и приветливо пригласила: – Проходите, пожалуйста – надо же нам с вами познакомиться.

– Мне тоже очень приятно, – с трудом выдавила из себя, входя в дом, Елена, понимая, что невозможно не ответить на рукопожатие, и одновременно испытывая жгучий стыд за свои собственные огрубевшие руки, давно забывшие, что такое крем. – Но я, в общем-то, на минутку, Маргарита Георгиевна, только познакомиться и узнать, чем я могу быть вам полезна, – ошеломленно лепетала она.

– Ах, Елена, если бы вы знали, как я не люблю обсуждать что-то в коридоре! Но вы, наверное, торопитесь? – полу-утвердительно спросила Князева.

– Да-да! – обрадовавшись этой неожиданной подсказке, подтвердила Елена. – Сегодня, вообще, был очень нелегкий день.

– Ну, хорошо! – улыбнулась Маргарита Георгиевна. – Но в следующий раз мы с вами обязательно поболтаем. Сколько там у вас по правилам отводится на одну старушку? Тридцать минут, кажется?

– Так это на старушку, – не могла не улыбнуться ей в ответ Елена. – А вы и не старушка вовсе. Вы очень симпатичная и энергичная дама средних лет.

– Да? – тонкие, соболиные брови Князевой иронично приподнялись. – Кажется, именно в таких случая Фаина Раневская говорила о себе, что она симулирует здоровье. Выходит, у меня это тоже неплохо получается, – с этими словами она достала из лежавшей на тумбочке сумочки банкноту в пять тысяч рублей и блокнот, на листке которого что-то быстро написала и, протянув его вместе с деньгами Елене, сказала: – Купите мне, пожалуйста, все вот по этому списку в супермаркете «Гурман». Там очень простая система: вы заходите, отдаете список какой-нибудь девушке, она все собирает в пакет и приносит на кассу, а вы тем временем можете попить кофе в баре. Кстати, кофе бесплатный. И пяти тысяч рублей вам должно хватить. Вот вам моя визитка с телефонами – ведь по правилам это вы мне должны звонить и интересоваться, что мне надо. Не так ли?

– Да-да! Так! – кивнула Елена, убирая визитную карточку в сумку.

– Замечательно! Значит, с этим все. И вот еще что, Елена. Было бы лучше, если бы вы приходили ко мне в конце вашего рабочего дня, когда вам не нужно будет никуда больше спешить. Не волнуйтесь! – добавила она, видя удивление Елены. – Я не собираюсь вас долго задерживать, но и вам, и мне будет неприятно, если вы будете сидеть, как на иголках, и украдкой посматривать на часы, а я буду делать вид, что этого не замечаю. Договорились?

– Да, конечно… Если вам так удобно… – только и смогла произнести Елена.

– Вот и славно! И не надо меня так откровенно бояться! Поверьте, я не кусаюсь! – и, словно в подтверждение этого, Князева широко улыбнулась, демонстрируя великолепные белоснежные зубы. – До завтра, Елена!

– До свиданья, – пятясь в сторону двери, сказала та и испытала несказанное облегчение, когда эта самая дверь за ней закрылась.

Она постояла немного на крыльце, ожидая, пока прохладный, пахнущий рекой воздух охладит ее разгоряченное лицо и, придя, наконец, в себя, пробормотала:

– Да уж! Действительно Княгиня!

Тут она услышала сдавленный смешок из-за двери и с тщетной надеждой, что это ей только показалось, заторопилась домой. Но, войдя во двор и взглянув на темные окна своей квартиры, Елена в очередной раз испытала страшную боль от того, что в них не было света. Она никак не могла смириться с мыслью, что мама там ее уже не ждет, что ей некого покормить обедом, что нет больше того самого любимого, самого родного, единственного на свете человека, которому было по-настоящему интересно все, что с ней происходило, который переживал ее беды еще горше, чем она, и радовался ее счастью большее ее самой. Эта боль, несколько притуплявшаяся заботами дня, наваливалась на нее одинокими пустыми вечерами и изводила до стона, до крика, до горьких отчаянных рыданий, в которых ее некому было больше утешить. Уже никогда мама не подойдет к ней, не погладит по голове, не скажет: «Ну, ничего, доченька! Не плачь! Все образуется! Все будет хорошо!». Потому что уже ничего и никогда не будет у нее в жизни хорошо.

На лестнице, как всегда, пахло кошками и дешевым, вонючим табаком, по углам блестели лужи органического происхождения, и свет слабенькой синей (чтобы никто не позарился) лампочки под потолком едва позволял попасть ключом в замок. Квартира встретила ее темнотой и тишиной. Этот миг, когда она входила в ставшую теперь словно чужой для нее квартиру, пугал Елену больше всего, и она тут же зажигала свет во всех комнатах, хотя это тоже было больно – ведь он показывал ей, что она в доме одна. Совсем одна. Елена сразу же, как было всегда, прошла к креслу, в котором мама проводила все свои дни, опустилась перед ним на колени, уткнулась лицом в лежавший на сидении плед, еще хранивший мамин запах, и глубоко его вдохнула, чувствуя, как подступают к горлу рыдания. Чтобы заглушить их, она заговорила, как всегда, рассказывая маме все, что с ней произошло днем – других собеседников у нее давно уже не было:

– Ты знаешь, а мне новую подопечную дали! Ее у нас Княгиней зовут, и я с ней сегодня познакомилась. Это совершенно необыкновенная женщина. Ей почти восемьдесят, а выглядит не больше, чем на пятьдесят! Мамочка, я знаю, что ты мне сказала бы! Что я должна быть осторожна с новым человеком, от которого неизвестно чего можно ожидать, и я обещаю тебе, что я буду очень осторожна. Ты уж не волнуйся за меня там, хорошо? Не переживай! Я тут пока что справляюсь… Вроде неплохо…

Быстро поднявшись с колен, Елена бросилась в кухню и только там уже разрыдалась. Словно снова пряча от мамы свои слезы, словно мама могла их увидеть и расстроиться из-за того, что ее дочка так горько, так безутешно плачет.