Юлия Качалова - Игра Первых

Тишина разлилась здесь, как густой кисель, в котором вязли и угасали все звуки: не скрипели ветви, не шумел ветер в высоких кронах – всё замерло. Синголь тоже остановилась и перевела дух. Нечеловеческая мощь, исходившая от изваяния, тяжко придавливала к земле. Девушка нащупала спрятанную за пазухой вещь. Рука Ашмара словно призывала её отдать. Но вдруг отшельник имел в виду Аллара? Солнце окончательно зашло, а Синголь всё сомневалась. «Помолюсь Аллару, пусть лучезарный бог наставит меня!» – решила девушка.

Изваяние по ритуалу следовало обходить по движению солнца, то есть мимо Хунгара. Даже если не смотреть на чёрного бога, ужасного ощущения его присутствия невозможно избежать. Сейчас, в сумерках, такое испытание было выше сил Синголь! «Я ведь не провожу ритуал принесения даров. Это не мой дар, мне просто нужно поднести эту вещь богу. И совершенно точно не Хунгару, – малодушно оправдывалась она сама перед собой. – А чтобы помолиться Аллару, вовсе не обязательно проходить мимо Хунгара! Вот завтра принесу свои бусы и сделаю обход, как положено по ритуалу».

Обойдя статую, Синголь остановилась и почувствовала прилив сил. «Не бойся, я с тобой», – подбадривала улыбка Аллара. Девушка опустилась на колени, как вдруг воздух со стороны ступеней пришёл в движение. Кто-то поднимался быстро и по-звериному бесшумно. Синголь мигом вскочила и попятилась к соснам. Едва успела затаиться за широким стволом, как показалась голова поднимавшегося. Апанхур!!! У девушки вырвался вопль, и она в ужасе бросилась в глубь священной рощи. Охотник погнался за ней. Вот роща осталась позади, Синголь мчалась вниз по открытой сумеречной местности, усыпанной низкорослыми колючками. Здесь гору прорезала глубокая трещина, и к этому чёрному разлому неотвратимо приближалась обезумевшая от страха девушка. Апанхур настигал её, хриплое дыхание охотника уже обжигало спину. Синголь рванулась в сторону и… не ощутила под ногами земли. Её руки инстинктивно взметнулись вверх, желая удержаться хоть за что-то, острые иглы впились в ладони, и вырванное с корнем растение вместе с девушкой полетело во тьму.

Смутные времена настали в Доме охоев. Жрец Света, бывший одновременно главой Дома (или, как говорили, Отцом охоев), слишком одряхлел, чтобы отражать злобные нападки Кирхóя, из кожи вон лезшего в попытках спихнуть престарелого главу и самому занять его место. Алзик по молодости не разбирался в политических играх, да и в истории охоев до сей поры не случалось подобных прецедентов.

Управлять Домом не составляло труда, потому что охои были законопослушны, трудолюбивы и легко поддавались влиянию личности, чуть более энергичной, чем они сами. Эта личность неизменно становилась главой Дома и сохраняла статус Отца охоев до конца жизни. После смерти очередного правителя проходило какое-то время, пока на сцене не появлялось новое действующее лицо, желавшее взвалить на себя заботу о соплеменниках. Иногда даже целое поколение не могло выдвинуть главу Дома, и охои жили сами по себе. В столь необычную ситуацию, что при живом Отце кто-то метил на его место, охои попали впервые. Кирхой тем временем собрал вокруг себя шайку из молодых оболтусов, тяготившихся повседневной работой, и объявил её войском. Воины освобождались от обычных обязанностей и жили на довольствии своих семей. За это они должны были защищать Дом от внешних врагов и поддерживать внутренний порядок. Никакой надобности в войске у охоев не было, но некоторых, особенно самих «воинов», воодушевляли страстные речи Кирхоя, постоянно твердившего об опасности, грозящей соплеменникам отовсюду. Большинство охоев не одобряли дурацкие нововведения, но предпочитали делать вид, что их это не касается.

Юному Áлзику совсем не нравился Кирхой, но его также не устраивал древний закон, запрещавший людям Горы выходить в Большой мир. Нарушителя ждало изгнание, означавшее верную смерть. Подгорный Дом служил охоям колыбелью, крепостью и могилой – ничего, кроме своих тёмных пещер, они не знали и не желали знать. Конечно, когда-то всё было не так.

Предки охоев жили на побережье и звались о-хайями, людьми моря. Больше всего о-хайи любили свой берег, опоясанный скалами; крепкий ветер, швырявший в лица солёные брызги, и несмолкающий гул прибоя. Море являлось их кормильцем и божеством.

Кончилось всё в одночасье. Свирепые и многочисленные дикари напали внезапно и перебили почти всё племя, а жалкая горстка людей моря, оставшихся в живых, скрылась в тёмных пещерах. Им повезло, они вышли к подземной реке и, следуя вдоль её русла, добрались до Горы. Подземная река, трудясь миллионы лет, намыла многоярусную сеть пещер, пригодных для жизни. В теле Горы о-хайи нашли чистейшие подземные ключи и хрупкие чёрные камни, горевшие неярко, зато дававшие обильный жар. С их помощью можно было обогревать пещеры и готовить. В верхнем ярусе пещер в невероятных количествах обитали летучие мыши, спящих зверьков собирали голыми руками. Кое-где река вырывалась из-под земли, эти места изобиловали рыбой и водорослями, пригодными для пищи. И о-хайи остались в пещерах. Правда, они уже не походили на сильных, весёлых людей, которые дышали солёным ветром и плясали на жемчужном песке. Страх, гнавший их подземными тропами, больше не отпускал сердца. О-хайи завалили камнями выходы, а пришельцев, случайно проникавших в пещеры, безжалостно умерщвляли. Тогда же появился закон, запрещавший выходить наружу. Они перестали называть себя людьми моря и превратились в охоев. «О-хой» – человек подземелья, пещеры, горы. Колхóй – божественный покровитель племени, принявший форму колючего цветка, – освещал предкам охоев страшный подземный путь и дарил надежду. Так гласят предания, а как было на самом деле, никто не знает.

Со временем охои вполне обжили утробу Горы. Глаза их, привыкшие к темноте, перестали выносить дневной свет. Им причиняли боль даже рассеянные солнечные лучи, достигавшие кладовых подземных жителей. Лишь свет, стекавший с лепестков Колхоя, не жёг глаза охоев. Жизнь нескольких поколений была озарена сиянием Колхоя, а потом цветок начал вянуть. Своды Священного зала – обширной пещеры, в центре которой в каменной чаше был помещён Колхой, – стали меркнуть и, наконец, погрузились во тьму.

Пять поколений охоев не знали света, а затем раскрыл лепестки новый бутон Колхоя. Этот день стал великим праздником в Доме охоев. Наверное, тогда-то и появились первые Жрецы, хранители цветка, большую часть своей жизни посвящавшие наблюдениям за Колхоем. Но ни молитвы, ни магические ритуалы, ни жертвоприношения не отвратили неизбежного. Через сто лет цветок вновь засох. Нашлись смельчаки, предложившие выйти в Большой мир на поиски нового цветущего покровителя, но Жрец объявил эти мысли святотатством: