Марина Комарова - Практика на Лысой горе

– Чугайстрин, па-а-а-адъем! – проорал кто-то почти на ухо.

От неожиданности я подскочил и едва не ударился лбом об угол тумбочки. Ошалело завертел головой и понял, что на столе разрывается от усердия будильник, я рядом стоит довольная Сашка. При этом на лице написано столько самодовольства, что я даже несколько занервничал: гадюку в кровать подложила? Что с них, злыдней, взять?

Протянул руку и быстро выключил будильник. Правда, звон будто застыл в ушах. Глянул на время – стало не по себе. Мотнул головой и глубоко вздохнул, приходя в себя.

– Слышу, слышу, – пробормотал я, – спасибо, что разбудила.

– Нема за шо, – ласково улыбнулась Саша истинно злыдневской улыбкой, и я понял, что одной гадюкой дело не обойдется.

Ткачук быстро вышла и даже аккуратно прикрыла дверь. Еще несколько секунд я посидел на постели, прогоняя остатки сна, а потом вскочил и заметался по комнате, пытаясь собрать вещи, книги, папку с рефератами и да… одеться не забыть! На все про все оставалось двадцать минут, а за опоздания Вий-Совяцкий преподавателей наказывает еще жестче, чем студентов.

В аудиторию я влетел за две минуты до звонка. Но вместо приветствия сумел испустить только удивленный вздох. На учительском столе находился темно-коричневый глиняный горшок с изумительно красивым цветком: на толстом, чуть изогнутом стебле – массивные широкие зеленые листья, алые по краям. Необычные насыщенно-красные цветы напоминали нарциссы.

Я озадаченно уставился на растение.

– Это еще что?

Воцарилась тишина. Даже любящие поболтать товарищи на галерке с любопытством уставились на меня, а потом – на стол. Сидевшие в первом ряду Багрищенко и Дина переглянулись.

– Так Хвеся Харлампиевна принесла, – наконец сказала Дина, поняв, что, кроме нее, никто не рискнет ответить.

– И?

Я подошел к столу, положил портфель на стул и склонился над цветком, внимательно его разглядывая. Хм. Что-то до ужаса знакомое, но так пока и не понять, что именно.

– Она занесла, – сказала Дина, – поставила, велела не трогать и умчалась.

– Даже не сказала кому? – изогнул бровь я.

Дина посмотрела на меня округлившимися глазами:

– Да как же… Студентам она ничего носить не станет. Это вам только.

Поняв, что ничего толкового добиться сейчас не сумею и лучше вытрясти из Языкатой это самостоятельно, я махнул рукой и повернулся к доске. Чувствовал себя преотвратно: голова гудела, мысли путались, так и хотелось сесть, уставившись в одну точку. Сон не желал отпускать из своих объятий. Но надо было срочно что-то делать – пару за меня вести никто не будет. Вон, даже студенты притихли.

Кашлянув, я развернулся и бодро сообщил:

– Тема сегодняшней лекции – магические сны.

По аудитории прокатилось тихое хихиканье. Я сделал вид, что не заметил. В свое время точно также реагировал на названия лекций, которые больше тянут на девчачьи истории о любви. При этом, как ни назови, от девчачьего тут очень и очень мало.

Хихиканье исчезло, ребята зашуршали тетрадями. Я еще раз бросил взгляд на странный цветок и принялся рассказывать:

– Все мы прекрасно знаем, что сны – это двери в другой мир. Обычные люди могут бесконечно спорить, приводить аргументы или же наоборот – разбивать доказательства в пух и прах, но ничего не изменится. Сны – это наша стихия. Мольфар, даже самый неказистенький, должен обязательно с ними работать.

Я увидел поднятую руку и кивнул:

– Да?

Игорь, сухощавый брюнет с сером свитере, тут же задал вопрос:

– А как же ведьмы? Они ведь тоже умеют насылать сны.

Я только хмыкнул:

– Ведьмы много чего умеют, но это требует от них сил и проведения ритуала. Без этого ничего путного не выйдет. Кстати, провидцы, – сделал паузу, давая ребятам осмыслить услышанное, – провидцы видят вещие сны. Но там уже работа другого плана.

Я взмахнул рукой, и между мной и первыми партами возникло сиреневое пламя. Динка невольно ойкнула и тут же зажала рот рукой. Багрищенко сосредоточенно смотрела на меня. Реакции остальных тоже не ускользнули: все, как один, отпрянули.

В пламени стали появляться причудливые фигуры, пошла выплетаться сеть сонного заклинания.

– Характерники могут тоже тянуться ко сну, но тут уже получается нечто другое. Кто назовет мне второе имя характерников?

– Заморочники, – мрачно уронила Багрищенко.

Я сделал шаг назад, давая возможность сети стать более плотной и не рассыпаться через несколько секунд. Когда наглядный материал перед глазами, запоминается куда лучше. Пичкать теорией, а потом привести к практике – глупо.

– Правильно, – кивнул я Тане. – Морочить они умеют в любое время суток. Но если приходится накладывать морок на сон, то очень редко все идет гладко. Сон капризен, если не держать его в нужных точках соприкосновения с сознанием, вы не добьетесь никакого результата.

– А если я хочу удержать эротический сон? – раздался громкий голос с галерки.

– А что, он уже в ужасе сбегал от тебя, Малявкин? – хмыкнул я, определив голос признанного троечника и заводилы группы.

– Ну… – Малявкин мигом стушевался, послышались смешки со всех сторон.

– Удержание сна, – невозмутимо продолжил я, – вещь силозатратная. Как вы знаете, сейчас существует множество практик осознанного сновидения, но нам они не подходят.

– А это почему? – тихо поинтересовалась Дина.

Сплетенное заклинание повисло огромным кружевом у доски и теперь переливалось всеми цветами радуги. Некоторые девчонки завороженно смотрели на появившуюся красоту и, кажется, даже не особо слушали то, что я тут говорю.

Сел за стол и посмотрел на Дину:

– Практика эта не наша. Вот если встретится кто-то из индейских шаманов или людей, которые так или иначе имеют корни там, где зародилось это учение, тогда может и что-то получиться. Здесь же лучше пользоваться собственными методиками.

– Вы хотите сказать, что родная земля сама помогает? – раздался задумчивый голос Малявкина.

Не дурак, кстати. Но валять этого самого дурака любит просто до несознанки. С чем и приходится постоянно бороться.

– Конечно, – кивнул я, – правильно мыслишь. Когда работаешь с заклинаниями и методами, доставшимися от предков, окружающая среда и твой собственный организм образуют единое целое. Бывали даже случаи, что мольфарская мощь поднималась до такого уровня, что можно было плести заклинания, не растрачивая энергию.

По аудитории пронесся гул. Студенты принялись шептаться и переговариваться. Багрищенко скучающе посмотрела на них через плечо, потом повернула голову и уставилась на меня своими синими глазищами.

– Андрей Григорьевич, – произнесла она тягучим низким голосом с такой интонацией, что многие невольно смолкли и посмотрели на нас.