Пола Брекстон - Дочь ведьмы

Пока я трудилась над остролистом, прискакала белка, поглядеть, чем я занята. Отличная особь с длинным хвостом и густым серебристым мехом. Я позвала ее, чтобы подошла поближе, и она с радостью забралась по руке ко мне на плечо и уселась там. Общество диких созданий утешает, а их доверие радует. Я поняла, что за мной наблюдают. Разумеется, я постоянно начеку, чувствую, когда на меня смотрят, но в этот раз я не встревожилась. Присутствие незваного гостя было мирным. Я остановилась и потянулась, расправляя уставшую спину, а белка тем временем спрыгнула и поспешила прочь. На дорожке я увидела худенькую девочку. Одета она была не по погоде, мерзла и переминалась с ноги на ногу в модных сапогах. Она смотрела прямо на меня, и на ее приятном лице читалось любопытство.

– Доброе утро, – сказала я и выжидающе замолчала.

– Здрасте. – Голос у незнакомки был мягкий. – Что это вы делаете?

– Как видишь, – я указала совком, – чиню изгородь.

– Холодновато, как по мне, в саду-то возиться.

Она потерла руки и стала на них дышать.

Я гадала, сколько ей лет. Ростом она была ниже меня, но большинство женщин ниже. Может, пятнадцать? Шестнадцать? Граница взрослости смещается от десятилетия к десятилетию, взад и вперед, теперь я уже не могу точно угадать возраст. Облегающая одежда и явное желание выставить напоказ тело говорили о молодой женщине, а неуверенный голос и речь указывали на неловкого ребенка. Семнадцать, решила я. Немногим больше, чем было мне, когда рухнул мой мир. Когда меня выбросило в будущее, где предстояло скрываться и жить в одиночестве.

– Мне нравится этот дом, – призналась девочка. – Забавно, как он наверху устроился и следит за деревней. У него окна, как глаза с улыбкой, правда?

– Можно и так сказать.

– Я увидела дым над трубой, – продолжила она. – Здесь никто не жил, когда мы приехали. Вы, значит, тоже тут недавно?

– Да, это так.

– Мы месяц. А кажется, что уже вечность.

Она махала руками – и от волнения, и чтобы согреться.

– Тебе не нравится деревня?

– Да нет, место нормальное: поля и все такое, но делать-то здесь нечего.

– Нет того, к чему ты привыкла?

– Не, мы из Бейзингстока сюда переехали. А до того жили в Далвиче. Бог знает, где окажемся потом. Маме просто стукнет вдруг – и все, мы собираем вещи. Она думает, мне в деревне будет лучше. Меньше вариантов во что-нибудь вляпаться. Но тут скорее меньше вариантов на хоть какую-то жизнь.

Я посмотрела на нее внимательнее. В этом юном создании было что-то – что-то притягательное, честное, доверчивое, что редко видишь в незнакомцах. Я поймала себя на том, что думаю, не предложить ли ей чашку горячего шоколада, чтобы согреть озябшие пальцы. Но нет. Приветить безобидных соседей, познакомиться с ними, было бы так легко – но я не должна этого делать. Я снова занялась своим делом, отвернувшись от девочки.

– В такой день надо надевать теплое пальто, – посоветовала я ей.

Я чувствовала, что она еще мгновение смотрела на меня, а потом услышала, как девочка пошла прочь. Признаюсь, тело сковал холод, от которого не избавишься, сколько бы ни трудился в саду. Вскоре я ушла в дом и стала хлопотать в кухне, не желая думать о суровой правде, заставившей отослать девочку. Видит небо, я привыкла жить сама по себе; нельзя сказать, что мне такое положение вещей незнакомо. И тем не менее уединение и одиночество разделяет лишь одно содрогание. Я живу, сознавая, что друзей у меня нет не по выбору, а по необходимости, ради моей же безопасности, ради безопасности любого, кто ко мне приблизится.

Я занялась распаковкой оставшихся коробок. Есть нечто утешительное в созерцании заставленных полок, поэтому к моменту, когда на место была водружена последняя банка маринованной свеклы, я стряхнула с себя печаль. Блестящие ряды стекла и припасов указывали на порядок и надежность. В тот вечер я зажгла в кухне только свечи и села у печи, открыв заслонку, глядя, как горит яблоневое полено. Вид его согревал меня не меньше, чем жар, который оно давало. Облачена я была, как привыкла зимой, во много слоев удобной одежды: сорочку из тонкого шелка, мягкие шерстяные рейтузы, хлопковую рубаху, тяжелую репсовую юбку, подметавшую пол, и два легких свитера. Сапожки из кожи тюленя подарил мне рыбак-инуит, когда я жила на обширных ледяных равнинах Севера. Я стащила через голову вязаный полушерстяной свитер. Пряжа потрескивала, когда я его снимала. Мелкие искорки проскочили в сумраке между нитками и моими волосами, внимательный глаз мог бы их заметить. Я повернулась к столу и налила в лампу немножко масла, чтобы согрелось. Розмарин. Вскоре комнату наполнили восходящие к потолку испарения. Как всегда, запах напомнил о матери. Глаза у нее были голубые, как цветы розмарина, а влияние на мир таким же мощным и придающим сил, как аромат этого растения. Даже сейчас я вижу, как терпеливо она учит меня связывать пучки ветвистых стебельков и подвешивать их для сушки. Мне было не больше шести. Она вставала у меня за спиной, обхватывала руками и склонялась, чтобы помочь детским неловким пальчикам. Меня окутывала безграничная материнская любовь, я вдыхала мамин природный сладкий запах. В ней было столько терпения. Столько нежности. Столько решимости научить всему, что она знала, разделить со мной свои удивительные познания. Жесточайшая из пыток в мои немалые годы – то, что скорбь не убывает, не спадает ниже привычного уровня. Она просто длится, она – мой единственный спутник в океане времени.

Все еще холодно, но мороз чуть ослаб. Сегодня я совершила вылазку в деревню. Я сознавала, что откладываю ее. Я не хочу заводить никаких знакомств с соседями, кроме самых поверхностных, но понимаю, что держаться совсем наособицу неправильно. Быть затворницей означает казаться загадочной сверх того, что могут вытерпеть деревенские жители в теперешние новые времена. Лучше позволить себе вежливо обмениваться с людьми кивками, приветствиями и репликами о погоде. Я стараюсь в разговорах быть скучной, до грубости, если этого не избежать. Делюсь только самыми необходимыми сведениями с теми, кто захочет достроить за меня невыразительную историю. Так меня могут оставить в относительном покое. Однако я не думала, что встречу в деревенском магазине, куда зашла за кое-какой бакалеей, ту девочку-подростка. Моя немногословность во время нашей прошлой встречи ее явно не отпугнула, она, похоже, была даже рада меня видеть.

– Как изгородь? – осведомилась девчушка.

– Понемногу обретает форму, спасибо.

– Вы будете красить стены снаружи? – спросила она. – Я как-то видела похожий домик, светло-голубой, с белыми рамами и синей дверью. Такой сказочный. Было бы супер.