Наталия Янкович - Другой мир. Том 1

Я не зря так много цитирую Евгения Харитонова, потому что тут прослеживается едва ли не вся история советской фантастики. События, деформировавшие российскую литературу, которые откололи огромную ее часть. Отсюда и скудность идей и художественных методов.

Но в нулевые и в десятые годы XXI века появились авторы, которые пишут фантастику и интересны, к примеру, элитарным толстым журналам «Новый мир» и «Знамя».

Даже больше того, некоторые авторы пришли в «толстяки» из фантастики, а некоторые в фантастику из «толстяков» – Марина Галина, Алексей Иванов, Дмитрий Быков, Андрей Волос, Елена Чудинова, Ольга Славникова…

Наталия Янкович – яркий представитель этого нового течения. Я думаю, что в этом-то и основа непонимания Васильевым методов написания романа «Другой мир».

Владимир Васильев пытается уличить Янкович во вторичности. Я этой вторичности не вижу. Я вижу интертекст, и я бы назвал роман «Другой мир» ярким проявлением российского постмодернизма. Все основные признаки литературы постмодерна тут налицо: фрагментарность, ирония, юмор и т. д., а также реакция на идеи Просвещения, присущие модернистской литературе.

Отсюда уход в древнюю языческую сказку как в реальность более чистую и цельную, нежели все изыски нашего мира. Отсюда и конфликт между реальным миром и миром волшебства:

«Сбросив одежды, Вельда нырнула в синюю гладь озера. Вдоволь наплескавшись и понежившись на летнем солнышке, старая ведьма принялась за работу. Перво-наперво необходимо было проложить тропу для гонок на волшебных конях. Запихнув метки поглубже в карман, Вельда принялась за дело, а заодно и стала кумекать, что делать с неожиданно свалившимся им на голову налоговым инспектором, пришедшим из мира, который они предпочли оставить много веков назад.

По всем признакам его появление было не случайным. Но, сидя целую ночь напролет за множеством книг и манускриптов, Вельда все никак не могла разгадать истинного назначения данного появления. И что самое досадное, отправить его назад, от греха подальше, тоже было невозможно. Слишком неудачно стояли звезды. Слишком далеко находились сейчас их миры. Оставалось только одно – ждать. И действовать очень осторожно.

Со дня на день Вельда ожидала возвращения лазутчиков из того мира. Они и должны были принести ей новости, которые смогли бы помочь разобраться в причинах.

Каждую весну их деревня вместе со множеством других поселений посылала своих специально обученных разведчиков за новостями в Другой мир. Долгие три месяца лазутчики собирали последние новости в политике, идеологии, искусстве, науке, медицине – и с кипой газет, журналов, фильмов и книг возвращались в родные края.

И всякий раз, когда они возвращались, Вельда убеждалась в том, как правы были их предки, что покинули тот мир и открыли свой, новый. Здесь не было эпидемий, войн, правительств, стихийных бедствий, неизлечимых болезней… Все это осталось в прошлом и… на страницах учебников для молодого поколения.

Ее мир основывался на другом – на стремлении к знаниям, к саморазвитию, на желании проникнуть в тайны природы и бытия. И они в этом преуспели! Самым поразительным оказалось то, что все они, дети природы, были именно так и задуманы, все, что было нужно, скрывалось в них самих. Но только годы обучения и тренировок позволили их предкам сделать такое открытие. А остальной мир оказался глух. И они ушли…» – такие посылы есть по всему роману.

Что это, если не разочарование в модернизации и возвращение в первородный хаос, который по-своему и есть самый настоящий порядок?

Любой образованный человек знает, что зарождение постмодерна связано и логически вытекает из процессов эпохи модерна как реакция на кризис ее идей. Возникший как антитеза модернизму, открытому для понимания лишь немногим, постмодернизм, облекая все в игровую форму, нивелирует расстояние между массовым и элитарным потребителем, низводя элиту в массы.

Модернисты считали, что развитие общества должно происходить на основе 4 принципов: демократии, доминирования индустрии, техники и естествознания.

Идеальная личность эпохи модернизма сама творит историю и выступает центром культурно-исторического процесса. Культурное сознание модернизма строится вокруг идеи бесконечного прогресса, который понимается как тотальное подчинение мира человеческой воле.

Культура эпохи модернизма вселяла в человека глубокую уверенность, что его рождение, жизнь и труд имеют высокое предназначение.

Эта уверенность была разрушена двумя мировыми войнами, которые показали, что достижения человеческого разума могут быть обращены против человека. Общий мировоззренческий и культурный кризис в 60–70-х гг. ХХ в. породил новую идеологию искусства, которая получила название «постмодернизм».

Роман Наталии Янкович «Другой мир» – яркое явление современной постмодернистской литературы.

Далее Владимир Васильев пишет:

«Мне кажется, что в романе Наталии слишком много восклицательных знаков, а герои излишне импульсивны, порывисты, восторженны; у них практически все в открытую и часто напоказ, особенно все относящееся к эмоциональной сфере. Поскольку писателю очень полезно быть наблюдательным, а хорошему писателю – в особенности, не лишним было бы наблюдательность включить и констатировать, что в реальном мире люди чаще ведут себя куда более сдержанно. Особенно люди, которых уже не назовешь юными».

Тут я вообще не понимаю, к чему это замечание. Как известно, правда жизни и правда искусства – две вещи несовместимые.

Копировать реальную жизнь не имеет смысла, как бы ни был талантлив художник, он никогда не сможет сравниться с Богом. Поэтому имеет смысл создавать образы, обобщать, укрупнять, убирать лишнее для лучшего понимания сути произведения, да и еще для того, чтобы ярче чувствовалось читателю…

Нам важна красота при правдоподобности, а не правда!

Представляю, как Владимир Васильев ругал бы художника Василия Сурикова за картину «Переход Суворова через Альпы», где у солдат, которые идут походом, причем экстремальным походом, штыки примкнуты к ружьям. Да, это жизненная недостоверность, которая оправдана художественной необходимостью. Потому что это красиво, а эстетика в искусстве важнее правды жизни.

И многие ценители живописи не задумываются над тем, что по уставу штыки носили в ножнах или чехлах, что оступившийся солдат покалечит себя и товарищей; зрители видят, прежде всего, атмосферу картины: тревогу, страх, но и доверие к командиру. На этом полотне присутствует исключительная красота момента!

А еще по поводу правды, как в жизни, нужно многое объяснить Францу Кафке… Но ладно, оставим это.