Агата Бариста - Три королевских слова

Есть же такие люди, которым непременно нужно доказать свою значимость с помощью внешних атрибутов. Это было так понятно: мое собственное стремление стать как можно более незаметной происходило из того же источника – из неуверенности в себе. Просто мы двигались по противоположным векторам.

Впрочем, размышления по поводу институтских достопримечательностей скользили по обочине моего сознания. Жизнь была прекрасна и удивительна – и обещала стать еще прекрасней и удивительней.

На новогодний институтский бал традиционно приглашались студенты из других магических учебных заведений. Все-таки Смольный был традиционно девчоночьим институтом, и без притока тестостерона со стороны бал мог стать только пародией на самого себя.

Женька на этом балу познакомилась с начинающим художником, учившимся в «Репинке». Егор обладал магическими способностями, но не инициировался и учился, не используя свой особый дар. Я видела его картины, они были чудо как хороши. В них жила магия совершенно другого порядка – великая магия человеческого таланта, и этого было достаточно.

Женя и Егор быстро пришли к полному взаимопониманию, и их нежная дружба буквально через месяц перешла на следующую ступень. Подружка переехала к Егору, и некоторое время ребята пытались утаить шило в мешке – скрыть свое сожительство от всевидящего ока старшей Журавлевой. Я, как посвященная в тайну, тоже немножко поиграла в разведчика во вражеском тылу, но долго это не продлилось. Секрет вскоре был раскрыт, не помню даже, кто раскололся первым. Лена ужасно ругалась, обзывала Женьку малолетней маньячкой, грозилась наябедничать родителям и увезти ее на Урал, к бабушке с дедушкой, постоянно проживавшим на лесной пасеке. Потом, познакомившись поближе с Егором, она сменила гнев на милость, но взяла с парочки торжественную клятву не участвовать в улучшении демографической ситуации в стране – по крайней мере в ближайшее время.

Клятва была принесена, и солнце вновь засияло над нашими головами.

Глядя на чужое счастье, я немного ему завидовала. На том зимнем балу я тоже обзавелась поклонниками. Их было трое, но поскольку я была равнодушна ко всем трем, то и встречалась, флиртовала и целовалась со всеми тремя. Все это проделывалось от скуки. Молодые люди, ухаживавшие за мной, были и хороши собой, и вроде неглупы, но я по-прежнему не чувствовала в их присутствии ничего особенного. Бабочки в животе не порхали, колени не подкашивались.

Я приставала к Женьке с вопросом, не пора ли мне посетить психотерапевта. Со специализацией на сексопатологии.

– Я иногда как подумаю, так мне страшно становится, – с серьезным лицом отвечала Женька.

– Чего тебе страшно становится?

– Мне кажется, Даня, когда ты наконец влюбишься по-настоящему, это будет такой ураган, который сметет тех несчастных, кто рядом окажется, с лица земли. Мне уже заранее хочется блиндаж вырыть.

– Мне бы влюбиться, – ныла я. – А уж там я об окружающих позабочусь. И чем тебе плохо? Будешь со своим Егором в темном уютном блиндажике, хорошо тебе будет…

– Ты на нас с Егорычем не заглядывайся, – отвечала рассудительная Женька. – Нам повезло случайно, как в лотерее. Шли себе, шли, никого не трогали, и вдруг сверху – бац! – любовь. Как кирпич. А тебя тоже где-то кто-то ждет. Кто-то особенный, кому ты предназначена. Ты лучше прекращай троим мужикам одновременно голову морочить. Вот они узнают друг про друга, и такая деревенская свадьба начнется – мордобитие, слезы, пьяные песни под гармошку…

– Не начнется, – беспечно говорила я. – Это вообще ничего не значит. Подумаешь, целовались-обнимались. Подумаешь, цветы-конфеты дарили. Я ведь замуж за них выйти не обещала.

– А это их волновать не будет, поверь, – зловеще предрекла подруга. – Скандалище выйдет грандиозный. – И уже другим, смущенным тоном она добавила: – Кстати, о свадьбе… Мы тут с Егорычем решили… Летом мне восемнадцать исполнится, можно будет заявление подать, а в конце августа и свадьбу сыграем.

– А-а-а-а! – завопила я. – Чур, я буду нести фату!

– Ты чего, Даня? Фату маленькие дети обычно несут. Знаешь, такие трогательные карапузы в нарядных платьицах и костюмчиках.

– Тогда я буду идти впереди вас маленькими шажочками и из корзиночки лепестки бросать – направо и налево!

– Дань, ты только не расстраивайся, но это тоже обычно трогательные карапузы делают.

– Жень, это ты не расстраивайся. Мне кажется, физически я сильнее трогательных карапузов и смогу отнять у них и фату, и корзиночку.

Мы веселились вовсю и строили радужные планы на будущее.

В конце марта, в тот день, когда в небе над Петербургом появилась комета Финлея, пролетающая в опасной близости от Земли, Женька сняла с карточки всю свою наличность и потратила деньги в магазине оптики на дорогущий телескоп. Чек – измочаленный, смятый в комочек, – нашли у нее в кармане после. С этим телескопом она поднялась на последний этаж семиэтажки, где они с Егором снимали квартиру, и вылезла на крышу.

Снег уже подтаивал, кровля была скользкой; Женька не удержалась и, проехавшись как по горке, упала с края крыши вниз.

Злосчастный телескоп лежал, разбитый, в нескольких метрах от ее изломанного тела.

От неминуемой гибели Женю спасли ветви деревьев и Егор, в этот момент заходивший во двор. Егор был необученным и неинициированным магом. Рванувшись к падающей фигуре, он сумел только чуть-чуть затормозить падение.

Полученные Женей травмы были тяжелейшими, и она провалилась в бездонную кому.

Ни меня, ни Егора в палату не пустили. Только сестру и родителей, которые примчались с Урала.

Состоялся нерадостный разговор с врачами, которые высказывались осторожно и весьма обтекаемо, но некоторые пессимистичные намеки в их речи Журавлевы уловили.

Военно-медицинская академия, где лежала Женя, была бы, наверное, лучшим местом, куда мог попасть пациент с такими травмами, но не для ведьмы.

Для магов имелся другой вариант.

В специальном реанимационном автомобиле, который въехал прямо в чрево транспортного самолета, Женю переправили в Екатеринбург, где поместили в частный госпиталь. Это закрытое и нерекламируемое заведение, располагавшееся в пригороде, – одно из многих по всей планете, – принадлежало Тихой Империи и содержалось на взносы, которые регулярно делали все члены магического сообщества. Здесь оказывали специфическую медицинскую помощь пострадавшим магам. Длительное содержание пациента в магическом поле было делом дорогостоящим даже при наличии страховки, но завод, на котором работали Женины родители, взял на себя большую часть расходов.

Лена Журавлева оформила академический отпуск, получила расчет в «Кофейном Рае» и уехала на Урал.