Артур Янов - Первичный крик

Придя домой, я поел и лег спать. Проснувшись, я испытал такое чувство, словно написал дипломную работу по психологии. Это чувство исторгло у меня слезы радости.

Пятница

Сегодня мы решили сделать перерыв, и я взял своего сынишку Фреда купаться на озеро Грегори. Мы отлично провели время, но я все время испытывал какое‑то беспокойство. Мы лежали посреди озера на плоту. Но я никак не мог расслабиться. Меня все время уносило в раннее детство — туда, где мне так не хватало мамочки, а она все не приходила. Ее не только не было физически, она отдалилась от меня и душевно. Ее холодная, отгороженная стальной стеной душа отталкивала всякого, когда дело касалось любви.

Суббота — групповой сеанс

Меня одолела детская тяга к мамочке. Вот к чему весь этот сон о большом страхе. Вот что на меня надвигается, вот к чему я готовился. Я попытался сегодня проникнуть туда, но мало в этом преуспел. Тогда я сделал то, что делал обычно, когда мама отталкивала меня — устроил припадок и выписал в унитаз свои чувства.

Понедельник

Сегодня я вернулся к маме. Я должен почувствовать боль оттого, что меня оттолкнули, подавили и выбросили в одиночество. Я сильно разозлился. Я начал кричать. Я кричал, что ненавижу все это, что я ненавижу маму за то, что она это сделала. Потом я горько расплакался от чувства утраты. Я потянулся к маме, но не ощутил пустоту. Я кричал, плакал, звал маму и ничего не чувствовал в ответ. Я рассказал Арту, как я завидовал другим детям, к которым родители относились тепло и с уважением. Я сказал маме, как тяжело было жить на ее условиях и под ее вечным осуждением. Мне было очень грустно и одиноко.

Вторник

Арт начал сеанс с вопроса: «Как себя чувствуешь?» Я ответил, что чувствую себя довольно паршиво. «Отчего?» «Вчера мне было очень грустно чувствовать себя брошенным и одиноким. Я всегда чувствовал себя ближе к бабушке, чем к собственной маме». «Расскажи мне о бабушке» «О, это была прекрасная душа. Она была терпелива и всегда все понимала. Она никогда не читала мне напыщенных нотаций и не кричала на меня, как моя мать. Когда у меня возникали трудности, я всегда приходил к ней. Она всегда меня выслушивала и чем могла помогала. Когда я заболевал в школе, то переезжал к бабушке, потому что знал, что она не будет на меня злиться, бу

дет поить горячими отварами и целебным чаем и ухаживать за мной. Она отрывала время от своих дел и бросала все, пока я не выздоравливал.

Потом, когда умер дед, она переехала на квартиру. Я ходил к ней и помогал, потому что знал, что она любит, когда к ней ходят, а мне всегда так нравилось, как она ко мне относится, что я был готов делать для нее, все, что только смогу. Потом, после того как она упала и сломала бедро, она еще раз переехала и стала жить напротив церкви, чтобы ей было легче ходить к мессе. Она жила теперь недалеко от моей школы, и я каждый день забегал к ней, чтобы узнать, все лив порядке. Если бы что‑то случилось, я мог бы сразу помочь. Я на самом деле любил бабушку. Жаль, что меня не было рядом, когда она умирала». «Так попрощайся с ней сейчас». И я попрощался с бабушкой. Я плакал по ней так же, как плакал по деду — почти также. Я говорил ей, как много она для меня значила. Я благодарил ее за то, что она была добра и ласкова со мной. Я говорил ей, что она всегда будет частью моей души, что я сохраню ее образ до конца моих дней. Я говорил, как мне хотелось обнять ее, быть к ней ближе. Я говорил, как хорошо изливать душу и плакать, потому что она заслужила всю ту любовь и преданность, какую я мог отдать ей. «Легко плакать по деду и бабушке, — сказал я, — но трудно плакать по матери и отцу». ,

«Пусть по маме поплачет ребенок, — сказал Арт. — Просто поплачь о ней».

Я заплакал. Я не произносил никаких слов, ибо прошлой ночью, лежа на диване, я подумал, что слова отводят меня от великого страха и великого чувства. Я жалобно плакал без слов, а потом все внезапно кончилось, как весенний ливень. Это было чистейшее чувство, не было ни слов, ни образов папы или деда, бабушки или мамы. Это была голая потребность. Я плакал всем телом. Все мое тело сотрясалось от рыданий по неудовлетворенной потребности, и слезы текли из глаз, как кровь из открытой раны.

Когда плач прекратился, меня омыло волной счастья. Арт спросил, почему. «Потому что я ощутил свою цельность», — ответил я. «Что ты имеешь в виду?» «О, есть много способов объяс

нить это. Теперь я могу пройти весь путь к моим чувствам (я имел в виду момент рождения) и не допустить их конфликта. Мне не надо теперь отказываться ни от одного из них, чтобы избежать конфликта. Теперь весь спектр моих чувств в моем распоряжении. У меня есть ребенок, и я хочу как следует позаботиться о мальчике. Я всегда буду рядом с ним и окажу ему помощь всегда, когда это ему потребуется. Вся моя история привела меня к такому решению».

Весь день я чувствовал себя нежным молодым побегом, который только–только показался из‑под земли. Все вокруг очень чувствительно меня задевало. Весь день в моей душе прокатывались волны чувств. В тот вечер на групповом сеансе одна женщина сильно плакала от великой боли жизни. Мы решили поговорить о том, как нам, людям, пережившим первичные состояния, жить в этом варварском мире. Я был реально готов к первичному состоянию, но не знал, как в него войти. Мне не хотелось сорваться и этим испортить сцену. Я хотел душой рассказать этой женщине, что я тоже ощущаю боль, но я хочу жить, ибо есть тепло и радость в способности утоления боли, которую мы чувствуем внутри нас. Боль, как и всякое другое переживание, преходяща и кратковременна. Если мы научимся справляться с ней, если научимся любить и лелеять себя, то наша боль, если она действительно первична, сама приведет нас к теплу, любви и радости, независимо от того, что происходит в этом варварском мире. Ибо первичная боль пребывает не в мире, она гнездится в нас самих, в наших телах, где мы можем утолить и умирить ее. Так будет правильно. Жизнь становится реальной проблемой, ведущей нас к смерти только в том случае, если мы вытесняем первичную боль.

Я не стал высказывать все это словами, потому что в этом не было бы никакого прока. Мы все и так слишком много говорим, всегда, даже если в том, что мы говорим, есть определенная ценность. Поэтому я вернулся домой и записал все это. Но я чувствовал, что ушел с сеанса с пустыми руками, так как не нашел способа войти в первичное состояние, когда был так глубоко тронут.

Теперь я становлюсь цельным. Я и мое тело едины. Я — великая симфония богатых и разнообразных чувств, все гармо

ники этих чувств находятся сейчас в удивительном созвучии друг с другом. Мои половые отношения, строение моего тела, его энергия, мой гнев, мой страх, мое тепло, моя печаль и моя радость — каждая из этих составляющих имеет свое время и свою фактуру (да, есть фактура во времени), каждая из них выступает на первый план в свое время и служит другим чувствам, поддерживая и укрепляя их. Я становлюсь абсолютно цельным, я сам рождаю себя. Я — мой отец, я — моя мать. Я — мое тело. Я — то, что я сам чувствую и ощущаю.