Михаил Якушев - Информация. Собственность. Интернет. Традиция и новеллы в современном праве

Наконец, нельзя не обратить внимание на необходимость "предметного расщепления" информационных объектов на три компонента — собственно идеальную (содержательную) информацию, форму и средства ее организации, а также материальный носитель такой информации. Каждый из этих компонентов традиционно регулируется совершенно различными правовыми институтами и даже отраслями, более того, применительно к содержательной информации (как уже указывалось выше) сколько-нибудь уточняющего регулирования (за пределами понятия коммерческой и государственной тайны, а также патентного законодательства) не существует до сих пор, несмотря на обозначенность этой проблемы в Гражданском кодексе (выделения информации как отдельного объекта гражданских прав). Что касается формы (средств) организации идеальной (содержательной) информации, то так или иначе относящиеся к ней юридические вопросы урегулированы в законодательстве об авторских правах и иных объектах интеллектуальной (включая промышленную) собственности. Необходимо, однако, помнить, что авторское право охраняет лишь форму, но не содержание литературного произведения и не относится к идеям, зачастую намного более важным, чем избранный автором способ их изложения. Наконец, что касается материальных носителей: с ними все обстоит гораздо проще, поскольку в качестве таковых служат, как правило, классические "вещи", "имущество" (книги, документы, электромагнитные и оптические средства и т.д.), регулирование которых — посредством вещных и, в соответствующих случаях, обязательственных прав — отработано и отшлифовано многовековой традицией. С другой стороны, налицо явный пробел в определении правового режима собственно "идеальной" информации, легального (кстати, и доктринального!) определения специфики ее регулирования, вопросов ее принадлежности, использования, распоряжения (определения порядка доступа к ней) и т.д.

Помимо потребляемой информации (доступной для пользователя), существует также информация, которой информационная сеть обменивается с пользователем (индивидом), т.е. информация, которая поступает в сеть от индивида, включая информацию о нем, т.е. его персональные данные. Именно поэтому правовые нормы должны определять не только правила доступа к информации, но и правила ее использования. Вопрос о персональных данных, информации персонального характера вообще — достаточно сложен. Он не является чем-то новым или специфичным именно для современной "информационной эпохи", ведь персональные данные собирались многочисленными государственными ведомствами и негосударственными организациями (медицинскими учреждениями, страховыми компаниями и т.д.) на протяжении многих десятилетий. Фактически можно видеть определенную аналогию между отношением индивида к своим персональным данным и правом собственности на принадлежащее ему имущество. Практика государственного регулирования в большинстве зарубежных стран пришла к необходимости последовательного соблюдения принципа охраны персональных данных, заключающегося как в обеспечении доступа любого гражданина к массиву персональных данных и иной информации о нем, хранящейся в информационных системах государственных органов, так и в запрете на свободное распространение персональных данных о других лицах. Более того, законы о свободе информации, о которых более подробно будет говориться в следующем разделе, как раз в основном и посвящены процедурам обеспечения доступа к тем или иным информационным материалам, хранящимся в органах государственной власти соответствующих государств.

Достаточно близким к информации персонального характера юридическим институтом является существующая в большинстве правовых систем так называемая прайвеси (англ. privacy) — право на неприкосновенность частной жизни. Опять-таки можно провести прямые аналогии между целесообразностью защиты неприкосновенности информационной сферы личности (privacy) и защиты частной ("материальной") собственности от незаконного вторжения (trespassing). В обоих случаях речь идет о защите "собственной", обособленной от прочих сферы существования личности (гражданина, индивида). При этом с точки зрения прав личности уже не так важно, какие компоненты этой сферы относятся к материальному имуществу, а какие — к субъективным переживаниям и прочим аспектам мыслительной деятельности.

Это обстоятельство может быть проиллюстрировано примерами того материального, практического ущерба, который причиняется вследствие незаконного вторжения в частную сферу жизни личности и получения доступа к информации, которая имеет персональный характер. Собственно, и здесь ничего принципиально нового за последнее десятилетие не произошло — такое явление, как misrepresentation, "введение в заблуждение относительно личности правонарушителя", известно столетиями. В условиях же повсеместного использования информационных технологий стали возможными и "кражи идентичности" (identity theft), когда злоумышленники получают доступ практически ко всей персональной информации о пользователе Интернета, после чего от его имени совершаются самые разнообразные действия юридического характера. Причем в отличие, скажем, от использования украденного чужого паспорта (с переклейкой фотографии), правонарушения, сопряженные с "кражей идентичности", совершаются в считанные минуты и пока крайне сложно расследуются.

В идеале правовые и технические нормы, регулирующие право собственности, право на доступ и использование информации, должны способствовать установлению и реализации информационной свободы, с соблюдением, разумеется, определенного числа очевидных ограничений. Практика, к сожалению, не только далека от искомой цели, но и закрепляет негативные тенденции. Действующее информационное право в самых разных правовых системах развивается по пути снижения доступности информации. Так, законодательство об авторском праве и смежных правах в своем стремлении приспособиться к цифровым технологиям наделяет обладателей авторских прав избыточно широкими полномочиями по контролю над условиями доступа к их произведениям. Если любое несанкционированное использование произведения в цифровом формате рассматривается как нарушение авторских прав, то естественно, что автор получает контроль не только за первоначальным доступом к произведению, но и за всяким последующим его копированием.

Опять-таки в идеале Интернет должен обеспечивать возможность каждому находить информацию в соответствии с индивидуальными требованиями, в частности товары по лучшим из предлагаемых на рынке ценам. Однако реальная картина выглядит совершенно иначе. Так, собственники товарных знаков преследуют не только тех, кто использует защищенные знаки (или их компоненты) в своих доменных именах, но также и тех, кто использует соответствующие торговые знаки в структуре своих поисковых систем 107 107 Brookfield Communications, Inc. v. West Coast Entertainment Corp., 174 F.3d 1036 (9th Cir. 1999). В судебном решении, принятом по данному делу, говорилось, что использование товарного знака конкурента в поисковом механизме нарушает права на товарный знак, поскольку служит привлечению внимания со стороны потребителя. . На практике получается, что централизованный сбор сравнительной информации по ценам той или иной категории товаров является незаконным, по крайней мере подобного рода начинания чаще всего блокируются посредством затяжных и дорогостоящих судебных разбирательств 108 108 За последние годы одним из нашумевших дел по рассматриваемому вопросу было дело eBay, Inc. v. Bidders' Edge, 100 F. Supp. 2d 1058 (N.D. Cal. 2000). . Подобное толкование законодательства о средствах индивидуализации вызывает справедливые нарекания, поскольку, хотя права на товарные знаки и могут рассматриваться как квазисобственность их владельцев, их защита и связанный с такой защитой контроль использования традиционно ограничивались случаями, когда потребитель был введен в заблуждение. Использование товарного знака с целью критики его владельца, сообщения достоверной информации о ее владельце и проч. никогда не рассматривалось как правонарушения. Сегодня на смену доктрине заблуждения пришла доктрина ослабления, в соответствии с которой незаконным является также и такое использование товарных знаков, вследствие которого ассоциации потребителей, связанные с известными торговыми марками, становятся неопределенными или расплывчатыми 109 109 См.: Cohen Julie E. Information Rights and Intellectual Freedom // Ethics and the Internet. Anton Vedder, ed. Antwerp: Intersentia, 2001. P.11-32. . На поверку большая часть случаев, подпадающих под "доктрину ослабления", непосредственно связана с экспрессивным контекстом сообщения, автор которого высказывает собственное мнение о деятельности соответствующей компании 110 110 См.: Dreyfuss R. C. Expressive Genericity: Trademarks as Language in the Pepsi Generation // Notre Dame Law Review. 1990. Vol. 65. P.400-403, 412-417. Litman J. Breakfast with Batman: The Public Interest in the Advertising Age // Yale Law Journal 108 (1999). P. 1726 — 1733. . Таким образом, излишняя "опека", которую устанавливает действующее законодательство над владельцами товарных знаков, и оказывается направленной на "ограждение" от подчас вполне обоснованной и справедливой критики, т.е. фактически на введение в заблуждение потребителей производимых ими товаров.