Радзивилл Ежи - Гении неба

— Пожалуй, я искупаюсь, чем больше — тем лучше — томно сообщила девочка, — И побездельничаю со своим любимым стаканом сока.

— Ты можешь заняться сервис-комплексом, капитан, — заметила Валькирия. Я кивнул:

— Прекрасно. Перебрось меня туда.

Даже под защитой несокрушимых юниверскафов ощущалось, насколько чужой я здесь — в этой вселенной. Мрак в визоре казался тяжелым, давящим и враждебным. Кисея Заверти светилась, но только подчеркивала напрасную работу визора в этом беззвездье. Капсулы, казалось, жмутся к единственному источнику света, как путники, застигнутые непогодой — к костру. Законы в этой вселенной были таковы, что звезд, планет и прочего просто не получилось. Я встряхнулся, сел на энерговихрь, просунул руки в переплетение проток и начал работать — соединять, сплавлять и прошивать протоки. Дело есть дело, "отдохнуть" и в факториале можно — когда в очередной раз вытряхнет душу.

Постепенно работа взяла свое: я перестал нервничать, начал трезво думать. И бояться — тоже. За Дэва, за Юри, за корабли. Три часа пролетели совсем незаметно, затем капсула одобрила сделанное (она считала необходимым контролировать изготовление будущей личности корабля), забрала меня и мы покинули неуютный круг Времен.

Юри шебуршилась под боком, устраиваясь поудобнее, Валькирия что-то невнятно бормотала тоном скорей занудным, чем раздраженным, а я расслабленно думал обо всем сразу и ни о чем, и с почти уже привычным содроганием, как кролик удава, ждал Заверть (хоть бы поскорей все закончилось). Как кролик — удава...

... — Приехали, — сообщила Валькирия, выдирая меня из небытия. Там — в небытие — мне начало казаться гораздо уютнее, чем на белом свете. Ведь там от меня никто ничего не хотел.

— Твой спектр — он из сорок третьего налево параллельного мира, — буркнула она же пятью минутами позже. Сбоку донесся вздох и вялое "угу" — Юри тоже ожила.

— Он такой же мой, как и твой, — огрызнулся я, прислушиваясь к своим ощущениям. Заверть почти не покалечила меня. Я удивился. То ли факториалы становились спокойнее, то ли я адаптировался к этим убийственным переходам между Вечностями, то ли сработало и то, и другое. Я со вздохом встал:

— Чего ж мы не едем?

— Уже приехали. Вы с Юри и царствие небесное проспите. Это всего в пятидесяти парсеках, в этой же галактике. Через пару минут доставлю, — ехидно сообщила капсула, — Восемнадцатая по удалению звезда, если мерять от Заверти.

— Наши сборы недолги, — пожал плечами я.

— Ты хочешь сказать, что мы идем вместе?! — недоуменно поинтересовалась Юри, сверкнув в мою сторону огненно-красными глазами. Я хмыкнул:

— Нет. Это так, из песни. Я о себе во множественном числе. Пока я не узнаю, в какой мир нужно выходить, я ничего про твое участие не скажу. А вообще, по мне, посидела бы в корабле. Я и сам могу понаделать глупостей. Чего губы надула, тебе что-нибудь нужно на этом полустанке?

— Я еще сама не знаю, выходить мне погулять или нет, — проворчала она, — Но в любом случае нечего тут решать за меня! Я еще подумаю.

А между тем звезды толчком остановили сумашедший бег и пол-визора сразмаху закрыл серп планеты. Судя по переливающимся огонькам вечерних городов, на планете жили более-менее культурные технократы. Прицельная спираль захлестнулась на городе — цели. Планета рывком придвинулась, словно притянутая на аркане. Снова прицельная спираль, теперь уже указывающая конкретное место.

— Синхронизируюсь. До подачи импульса семьдесят три секунды, — сказала капсула.

— Я не пойду, — сказала Юри, морща нос.

Капсула сунула мне в карман энергоскафандр, в правую руку — прямоугольник парализатора, в левую — зажженную сигарету и выставила в метре от точки подачи сигнала. Я огляделся.

Весь вид составляли три плоскости — что-то типа асфальта под ногами, из которого через равные промежутки посередине улицы торчала редкая цепочка металлических высоких столбов с шарами светильников наверху; справа и слева от меня примерно через такое же расстояние повторяли друг друга прямоугольники закрытых дверей в трехметровых стенах строений. И все это было прихлопнуто низким, быстро темнеющим фиолетофым небом. Я стоял в круге света как раз у одного из фонарей. Место встречи мне вовсе не понравилось — с любой стороны нужно было бы пройти с километр, не меньше, до перекрестка. А за закрытыми дверями мог быть кто угодно.

На спину мягко легла кошачья лапа чьего-то пристального взгляда, но ни шороха вокруг, ни вообще какого-либо звука, кроме отдаленного легкого гудения электричества. Я вдохнул разреженный, пахнущий Большой Химией, бедный кислородом воздух, и активировал энергоскафандр на проникновение — то есть он включился бы при приближении ко мне на полметра любого предмета и оттолкнул бы этот предмет. Секунды продолжали свой бег — я видел отсчет времени среди многих прочих мелочей в поле зрения — встроенный в меня микропроцессор был подклюсен к пересечению зрительных нервов — хиазме и умел очень много, несмотря на крохотные размеры. Я назвал процессор видеоскремблером, поскольку он тайно снабжал меня инфо через зрительное восприятие. Я все больше становился киборгом.

Пятьдесят секунд.

Сорок девять.

На сорок восьмой я уловил щелчок. Дверь передо мной плавно скользнула вовнутрь и вбок, открыв темный прямоугольный проем. Затем под шелест одежд неслышной походкой выскользнула она. Замерла, оценивающе рассматривая меня. Я, в свою очередь, глазел на нее, содрогаясь от ужаса. Потому, что передо мной стояла, хоть и нестарая, но невероятно потасканная тощая шлюха, раскрашенная как индеец на тропе войны. И пахнущая примерно так же. Я очень нехорошо подумал про наклонности Отшельника, а вслух только вздохнул. В поле зрения давно горел значок готовности психополя в режиме имитации местного языка — то есть аборигенам бы показалось, что я говорю на их родном языке.

— Монета есть? — открыла рот дама, и я сразу вспомнил Татьяну. Дама крутила в руках маленький каплевидный предмет, перламутрово поблескивающий пластиком. Я привалился к фонарному столбу и выбраль стиль пьяного: нетвердо взмахнул рукой и нетрезво пробормотал:

— Псст! Скоко хошь.

— Не вижу, — холодно парировала она. Я внутренне усмехнулся — она хотела убедиться, что у пьяного, скверно одетого человека есть наличность? Ее право. Я уклончиво пробормотал:

— С собой мало. Дома — много.

— На хату не топну, — делово возразила она, постепенно теряя внутреннее напряжение, — приноси сюда монету и западем как надо, самец!

Мы некоторое время молча созерцали друг друга. Валькирия сказала на ухо:

— Кончай спектакль. Сигнал даст именно это чудовище.

— Я от старика, — сказал я, переходя на трезвую деловую речь, — Мы прибыли за тобой, Лану — Хора. Все в порядке?