Сизов Вячеслав Николаевич - Мы из Бреста. Искупление

Глава

Враги партизана вели на расстрел.

Безусый, молоденький, шел он и пел

О том, что ему восемнадцатый год,

Что родине жизнь он свою отдает...

В березовой роще убили его,

И не было рядом родных никого,

Никто молодые глаза не закрыл,

Никто не оплакал, никто не зарыл.

Горячею кровью березу омыв,

Лежал он, глаза, в синеву устремив,

Как будто и мертвый он видеть хотел,

Как птицу, ту песню, которую пел.

А песня взметнулась, быстра и легка,

И вдаль полетела, навстречу векам.

Петр Нефедов (1942)

... Он очнулся. Земляной пол, приятно холодил спину. Но всё тело было как — будто налито свинцом. Руки и ноги не слушались. Да вдобавок ко всему были крепко связаны. Малейшее их движение, вызывало боль. Голова кружилась, и в ушах стоял не проходящий звон. Солоноватый вкус крови прилип к верхнему нёбу. Сержант с трудом повернул голову на бок и сплюнул. Попытался привстать и прижаться спиной к стене. Со второй

попытки, это удалось сделать. Глаза, постепенно привыкли к темноте. Он находился в большом и пустом амбаре. Хозяин постарался и сделал сарай качественно, щелей в стенах негде не было. Только через узкие щели в двери, тонкими нитями пробивались солнечные лучики. Вдалеке слышались пулеметные очереди, выстрелы орудий и разрывы снарядов. Входная дверь была закрыта на засов. Во дворе кто-то говорил на незнакомом языке. Мысли лихорадочно роились в голове. Страшная догадка ошарашила — плен!

Как же болит голова! Как же хочется пить! Чёрт возьми! Как же я тут очутился? Не помню. Провалы в памяти...

Был бой. Рота смогла прорваться на окраину Березино. Кто же знал, что у них тут танки есть, а у нас против них ничего и не осталось. Все противотанковые гранаты вчера вечером на те два ДЗОТа, что у дороги были, использовали. Расчет противотанкового ружья по дороге тоже без патронов остался — снайперов и два бронетранспортера на хуторе снял. Пополнить запасы боекомплекта так и не успели. Тыловики не подвезли. Пришлось в бой идти только со стрелковкой и тем носимым запасом патронов, что были с собой в мешках и рюкзаках. Нам бы подождать тыловиков, так нет, батальонный вперед гнал. Даешь Березино! Враг разбит и бежит!!! Догнался! От роты в строю остался всего десяток человек. Еще с десятка полтора на поле лежали, толи убиты, толи раненые. Не когда было останавливаться и смотреть. Для этого санинструктор есть. Главное было ворваться в деревню.

Танки, дав пару очередей по укрывшимся за забором бойцам роты, посчитали свою задачу выполненной и двинули левее туда, где наступали соседние роты. Если бы остались на месте и продолжили обстрел, то все кранты бы были роте.

Правда после ухода танков роте легче не стало — гитлеровская пехота вперемежку с полицаями двинулась вперед. Ну, их-то причесали. Три ручных пулемета для наступающей цепи — это много, очень много. Пусть она и пряталась между домами. От огня пехоты укрылись в развалинах дома и паре сараев по соседству. Да ненадолго. Легионеры противотанковую пушку притащили и поставили ее так, что достать расчет из пулемета никак не получалось. Не высовывались, только ствол орудия из-за дома торчал. Грамотные суки попались, знали, как надо действовать.

Первым сбили расчет Горина укрывшегося в дровяном сарае. Всего три снаряда б...ди потратили. Потом принялись за нас. Двумя промазали, третьим попали в угол дома. Пора было уходить, иначе все зазря полегли бы. Виктор успел дать команду, когда следующий снаряд ударил в стену. Осколками был убит Сафонов и тяжело ранен в левую ногу и руку Набиулин. Досталось и Виктору, его сильно ударило в спину, в рюкзак. Падая, он ударился об угол. Очнулся, когда в доме кроме раненого Набиулина никого не было. Через дверь виделись спины отступающих через двор троих бойцов по ходу дела подбирающих оружие погибших и тревожно оглядывающихся назад. Абу, перетянув ногу выше раны ремнем, окровавленной рукой пытался устроить у окна пулемет.

— Уходи командыр, прикрою.

— Не успею.

Гитлеровцы, успокоенные отсутствием пулеметного огня из дома, попытались прорваться вперед по улице.

— Давай-ка я сам, а то ты со своей рукой...— Взявшись за пулемет, сказал сержант. Выпущенная очередь попала в самую гущу, скосив троих в черных полицейских шинелях и заставив остальных искать укрытия. Из соседнего сарая поддерживая сержанта по залегшей цепи, коротко ударил еще один МГ-34. Видно кто-то из ребят тоже остался.

— Патроны есть? — Спросил Никитин.

— Есть малость.

— Ленту набить сможешь?

— Попробую.

Договорить им не дали. Из-за домов появился серый с большими белыми крестами на лобовой броне и башне Т-26 и стал всаживать снаряд за снарядом в дом и сарай. А потом была вспышка и всё...

Ну, почему они не добили меня? О чём я? Ах, да. Почему не добили? Лучше бы они сделали это. Плен, мать твою!

И он опять потерял сознание. Сколько прошло времени, сержант не знал. Когда снова пришёл в себя, то солнечные лучи уже не пробивались сквозь щели на двери.

Она распахнулась, и внутрь вошло несколько гитлеровцев. Двое приволокли и бросили что-то тяжелое около дверей. Еще один в немецкой форме с погонами унтер-офицера мягко, по-кошачьи подошел к сержанту.

— Живой?— Спросил он по-русски с небольшим акцентом. Увидев, что Виктор пошевелился, приподнял ему голову и дал напиться из фляги воды. — Живой. Это хорошо. Сиди спокойно я развяжу тебе руки и ноги. Небось, затекли?

При всем желании двинуться с места Виктор не мог. Унтер, немного повозившись с узлами, достал штык-нож и разрезал путы. Запульсировав иголочками кровь потекла по венам. В темноте сарая определить возраст говорившего с ним унтера сержант не мог.

— Скоро принесем ужин.

— Ты русский? Предатель, к врагу переметнулся! — выдохнул на одном дыхании Виктор.

— Не шуми. Да я русский. Только вот никогда предателем не был. Из Франции я. Мои родители были из России. Помощь соседу окажи. Досталось ему...

Повернувшись к ожидающим у входа солдатам, унтер махнул рукой и пошел на улицу. Темнота вновь наполнила сарай. От двери послышалось шевеление и тихий стон. Собравшись с силами, Никитин пополз туда. В лунном свете, падающем сквозь щели, он рассмотрел лежащую у входа груду. В порванном и залитом кровью маскхалате и обмундировании тут лежал красноармеец. Его лицо и кисть правой руки представляли собой сплошное кровавое месиво. Из остатков пальцев текла кровь. В левой глазнице отсутствовал глаз. Левая рука и обе ноги были неестественно выкручены. Несмотря на все это человек еще был жив и дышал.

Оторвав от подола нижней рубахи кусок ткани, Виктор перебинтовал раненому руку...

* * * * *

— Разрешите, господин полковник? Мы задержали несколько человек переправившихся с того берега. Говорят, что они корреспонденты и знают вас лично. Вот их документы.