Кэти Хефнер - Хакеры

В конце 1988 года необычное дело хакеров-шпионов волею судьбы попало в руки Эккехардта Кольхааса, одного из федеральных прокуроров из канцелярии генерального прокурора, занимавшихся делами о шпионаже.

Скромный 43-летний прокурор только недавно занял свой пост после нескольких лет работы в Министерстве юстиции в Бонне, где он специализировался на делах о захвате заложников. Кольхаас не знал, радоваться или нет такому громкому делу, не имевшему прецедентов не только в ФРГ, но и во всем мире. Сам генеральный прокурор придавал ему огромное значение. Дело хакеров-шпионов предполагало совершенно новую разновидность шпионажа.

И если подтвердится, что секретная информация добывалась из компьютеров США и попадала к Советам, эффект мог оказаться подобным взрыву бомбы.

Кольхаас, чей маленький кабинет выдавал, что его хозяин избегает любой техники, включая и пишущую машинку, чувствовал себя неуверенно из-за обилия технических подробностей, окутывавших дело. Он шутил, что для него даже выговорить слово «компьютер» – трудная задача. И вот внезапно он поставлен перед необходимостью выступать обвинителем по делу шайки молодых людей, чьи привычки – попасть в компьютер, находящийся в тысячах миль от них, и выкрасть информацию – он находил настолько странными, что даже не пытался уразуметь. Но он твердо решил игнорировать, насколько удастся, собственную техническую ограниченность и сосредоточиться на шпионаясе. В конце концов, скачивали они предназначавшуюся для КГБ информацию с компьютеров, находившихся на Дальнем Востоке, или делали фотокопии – несущественно. Шпионаж – он и есть шпионаж.

У полиции и разведки интересы в этом деле не совпадали. Последний раз одно и то же ведомство объединяло и полицию, и спецслужбы еще во времена Третьего рейха. Чтобы воспрепятствовать даже малейшей возможности возникновения нового гестапо, две эти организафта после войны были полностью разделены. Сейчас обмен информацией межяу ними сведен до минимума, и, болев того, они, как правило, конкурируют друг с другом.

Для разведки дело хакеров представляло интересный и не имевший аналогов случай, который хорошо было бы яопрвдержать для себя. Генеральный прокурор, который работал с полицией, хотел наблюдать торжество справедливости, и, в отличие от разведки, прокуратура не собиралась обещать викавой амнистии информаторам. Что касается информаторов, то Кольхаасу приходилось строить обвинение против троих подозреваемых на основании не слишком надежных показаввй. Информаторы действительно вызывали определенную Tpeaoly. Один, по кличке Хагбард, был наркоманом, кочевавшим по психушкам и центрам реабилитации. Во время допросов Хагбард мог соображать самое большее полчаса, после чего обмякал ва стуле и начинал клевать носом. Руки у него тряслись, и порой он отпрашивался, чтобы принять какие-то таблетки. Только таблетки, сопровождаемые огромными количествами кофе и сладостей, вовюгаян ему оставаться в сознании. Хуже того, у него бывали провалы в ламута. В конце концов, если ему удавалось сосредоточиться, ов все-таки мог восстановить кааой-нибудь яркий эпизод или вспомнить название компьютера, который взломал. После одного, длившегося 8 часов допроса Хагбард на последней странице протокола подписал отказ от своих показаний, утверждая, что курс лечения, который он сейчас проходит, делает затруднительным членораздельное выражение мыслей. Его дружок Пенго, тот, что прибежал с повинной, чуть не наступая Хагбарду на пятки, тоже был не подарок. Он был, безусловно, очень неглуп, более открыт и понятен в своих показаниях и определенно не разваливался на части, но невыносимо задирал нос: «вот он я, юный суперхакер, совершивший государственное преступление и не выказывающий ни малейшего раскаяния!».

Когда Ленго вызвали в Карлсруэ, чтобы он подтвердил в судебной палате все то, что говорил на допросах в полиции, судья спросил у него, кто будет платить за время связи стоимостью в тысячи марок, которое он набрал благодаря всем краденым NUI.

– Не знаю, – ответил Пенго, – это не мои проблемы. Кольхаас подозревал, что не моральные убеяздения и даже не смутные ощущения, что сделано что-то нехорошее, побудили Пенго исповедаться властям, а страх, что его друг Хагбард уже успел это сделать. Все-таки больше всего раздражало не высокомерие Пенго, а любопытные провалы в памяти, когда речь заходила о магнитной ленте. Прокурор просто отказывался поверить, что кто-то, мнивший себя суперхакером и желавший произвести благоприятное впечатление на агента КГБ, передал ленту, не зная, что за информация на ней. Кольхаас почти не сомневался, что Пенго прикрывает кого-то, скорее всего, гамбургского хакера по кличке «Обеликс». Кроме того, в некоторых пунктах хагбардовская версия заметно отличалась от версии Пенго. Хагбард утвериадал, что к Сергею попали не только списки компьютеров, но и сотни имен пользователей и паролей из засекреченных армейских лабораторий. Пенго признал, что в прошлом часто давал Хагбарду имена пользователей, но сомневается, что переданная Хагбарду информация в итоге попала к русскому агенту. И главное, в то время как Пенго божился, что из денег, полученных от Сергея, на его долю досталось самое большее 5000 марок, или 2500 долларов, Хагбард утверждал, что Пенго получил минимумвтриразабольше.

Чтобы чем-то подкрепить их показания, Кольхаас распорядился установить наблюдение за Маркусом Гессом и Питером Карлом в Ганновере и Добом Бжезинским в Берлине. Он также санкционировал прослушивание телефонных разговоров, но это почти ничего не дало. Немецкие власти с самого начала, вероятно, чтобы держать Пенго в подвешенном состоянии, ничего не говорили о своих намерениях. Его адвокат находился в постоянной переписке с прокуратурой и полицией, Уастоятельно рекомендуя им рассматривать признание своего клиента как доказательство того, что сотрудничество хакеров и государства может сыграть решающую роль в борьбе с новой формой шпионажа. Тем временем три журналиста готовили для телевидения передачу о хакере-шпионе. Они исколесили всю Западную Германию, интервьюируя всех подряд – от главы контрразведаи до членов компьютерного клуба «Хаос». Они послали корреспондента в Штаты, чтобы взять интервью у Столпа, протащили камеру в Восточный Берлин и отсняли здание, в котором находился офис Сергея, и даже попросили Пенго повторить свой рассказ для телевидения. Власти не раз предупреяедали его, чтобы он не общался с телевизионщиками. На этот раз здравый смысл победил, и Пенго, обычно обожавший поговорить перед камерой, журналистов завернул.

К концу 1988 года Питер Карл почувствовал, что за ним следят, Навестив Сергея сразу после Нового года, Карл передал подробный отчет о компьютерном вирусе, поразившем США. Вирус написал аспирант Корнеллского университета Роберт Моррис. Моррис запустил свой вирус ноябрьским вечером 1988 года, и за считанные часы он вывел из строя сотни компьютеров в университетах и исследовательских центрах по всей Америке, поставив нацию перед фактом уязвимости ее компьютерных сетей.