Кэти Хефнер - Хакеры

Книге пришлось стать главным справочником для судей, когда они терялись в попытках понять компьютерный язык, преобладавший в материалах дела.

Добовская резкость оказалась неожиданностью. Несмотря на депрессию, Доб во время предварительного заключения сотрудничал со следствием охотнее, чем остальные его приятели-обвиняемые. Он выступал как технический консультант, помог следователям восстановить поломанный Пенго компьютер Rainbow и переписать программу защиты Securepack, собственность корпорации Digital, с жесткого диска. – Ладно, – сказал судья. – Предположим, мы в квартире хакера. Что происходит? Как долго длится сеанс? Нет ответа.

На самом деле Доб просто не собирался тратить время впустую и хотел перейти к тому, что впоследствии получило название «защита мира во всем мире». Группа стремилась, по словам Доба, уравновесить силы мировых держав. Отсюда и кодовое название операции"Эквалайзер". За образец для подражания они взяли Манфреда фон Арденна, крупного немецкого физика, который после второй мировой войны эмигрировал в Советский Союз и работал над ядерным синтезом. В своих показаниях Доб повторил распространенный миф, что Арденн был «атомным шпионом», который хотел мира.

Передавая русским компьютерные технологии, хакеры хотели сделать что-то подобное, объяснял Доб.

Лучше, чтобы у Советского Союза оказалось более надежное западное программное обеспечение, контролирующее их ракеты, чем то самодельное русское ПО, которое может случайно развязать ядерную войну. Таким образом, то, что делали Доб и его друзья, было еще одним шагом к миру во всем мире. Конечно, это была удачная находка – так обыграть название «Эквалайзер».

Питер Карл, когда пришла его очередь, гнул ту же линию «борьбы за мир», но судья отреагировал холодно. – Мир во всем мире? – повторил судья несколько раздраженно. – В ваших показаниях, данных в полиции, на всех 193 страницах, ни словом не упоминается «мир во всем мире». Шпиллер попросил, чтобы Карл рассказал суду о своем визите летом 1986 года в торговое представительство в Восточном Берлине, о первом разговоре с Сергеем и о последующих визитах Карла в качестве курьера.

– Таким образом, вы отвечали за сбыт, – уточнил прокурор Кольхаас. – Вы искали встречи с кем-то конкретно из КГБ? – задал вопрос судья.

– Нет. Мне было все равно, – ответил Карл. – КГБ, торгпредство, посол… КГБ подразумевалось, но вслух об этом не говорилось. По крайней мере, заявленная подсудимыми забота о военно-стратегическом равновесии дала журналистам прекрасную возможность поупражняться в придумывании заголовков.

«Хакеры хотели гарантировать мир во всем мире» – возвестила на следующее утро берлинская Tageszeitunq. На второй день судебного заседания пришла очередь Маркуса Гесса. По контрасту с заторможенным Добом и Карлом, в речи которого иногда прорывалась вульгарность, Гесс являл собой культурного, образованного и сообразительного молодого человека. Если Карл каждый раз, когда ему задавали вопрос, обращался к своему адвокату за помощью, словно застенчивыый малыш, который, оказавшись в комнате, где полно незнакомых, прячется за юбку матери, то Гесс взял свою защиту в свои руки. Присутствие в зале суда его адвоката было, похоже, чистой формальностью.

Показания Гесса напомнили присутствующим, что слушается дело о шпионаже. Никого не обвиняли в несанкционированном проникновении в компьютерные системы – другими словами, судили не хакеров, а шпионов. Но Гесс уж очень рвался описать свои подвиги в компьютерах LBL. "Впервые с хакингом его познакомил Хагбард, а в августе 1986 года, когда Гесс наткнулся на LBL, которая, по его словам, была открыта, «как дверь в амбар», он начал интенсивный поиск стратегической информации. Это «немножко возбуждало» – взламывать военные компьютеры. Гесс любил их взламывать главным образом потому, что другие хакеры старались держаться от них подальше. Гесс сообщил, что иногда подбирал пароли наугад, иногда перекачивал файл с закодированными паролями и сравнивая их с содержимым стандартного словаря, использовал обычную технику дешифровки.

Гесс одним 'духом выпалил список компьютеров, в которых побывал. В результате сотен попыток взлома он получил доступ примерно к трем десяткам машин, из них как минимум на шести получил статус привилегированного пользователя. Гесс сказал, что к хакингу испытывал «непреодолимое влечение». – Как это? – спросил судья. – Хакинг – это привычка сродни наркомании, ваша честь. И пока не попадешь в неприятности, от этой привычки очень трудно отказаться.

Гесс заявил, что после неприятностей 87-го года он совершенно перестал заниматься хакингом.

Главным аргументом Гесса в свою защиту было то, что его хакинг никогда не имел никакого отношения к шпионажу. Да, он копировал безобидные, программы, которые мог свободно купить кто угодно, поскольку ни одна из них не числилась в списке КОКОМ – списке технологий, запрещенных для поставок Восточному блоку. Да, эти программы он передавал Питеру Карлу, зная, что их покупает офицер КГБ, но их деловое соглашение никоим образом не распространялось на его хакерские похождения. Единственный материал, настаивал Гесс, который через него попал к Сергею, – обычное, общедоступное программное обеспечение, которое он копировал. Это была по-своему блестящая оборона. Со дня ареста Гесс, познакомившийся с показаниями других, знал, что нет смысла отрицать, что он был участником шпионской деятельности, но зато у следствия нет доказательств того, что он продавал Советам плоды своих электронных странствий. Гесс давно решил, что письмо Ласло Балога – доказательство в лучшем случае малоубедительное. На суде он этого не высказывал, но был убежден, что этот кудлатый Столл, на самом деле оперативник ФБР, сфабриковал вместе с разведкой материалы SDInet и скормил их непосредственно Балогу, подтасовав обвинение против Гесса. Даже располагая письмом Балога, обвинение не сможет установить связь между Гессом и этим чертовым мадьяром.

Кольхааса не могла не впечатлять защита Гесса, но прокурор все же был убежден, что Гесс лжет. У Кольхааса был свой собственный, безупречный, как он считал, способ доказать, что Гесс перекачивал информацию с LBL и других компьютеров. Доказать это предстояло Столлу. Насколько мог судить Кольхаас, Столлу достаточно будет повторить историю, которую он рассказал на следствии, особенно ту ее часть, где он говорил, как данные с его компьютера шли на компьютер Гесса. После этого дело можно будет считать выигранным. Не нужно много воображения, чтобы прийти к выводу, что Гесс – по понятным причинам – сохранял информацию у себя.

19 января Пенго должен был выступать свидетелем. Он получил пространную инструкцию от своего адвоката, сводившуюся к тому, что надо рассказывать чистую правду, и планировал так и поступить -на свой манер.