Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 102

Термин «экспансия» очень удачен, так как объединяет и размножение, и расселение, и адаптацию, свойственные всем организмам, и даже жизнь в относительно независимом пространстве культуры, присущуюлишь нашему виду. Каждый из нас, живущих, — потомок необозримой череды победителей: организмов, которые смогли развиться до зрелости и оставить успешных, адаптировавшихся потомков. Подумайте: когда кто-то из нас уходит из жизни, не оставив детей, он становится первым таким неудачником в ряду своих предков длиной чуть не в четыре миллиарда лет! Каждый из нас, и победитель, и неудачник, сформированы именно этим головокружительным опытом побед.

Важнейшим инструментом повышения эффективности нашей экспансии стала наша способность строить сложные модели действительности и заглядывать с их помощью в будущее. Именно в нас, в нашем культурно обусловленном поведении эволюция приобрела способность к предвидению! И эта наша способность к предвидению говорит нам о необходимости прекращения экспансии — и в отношении нашей численности, и в отношении используемых нами ресурсов.

А у нас хотя бы есть ответ на вопрос, в кого мы превратимся, отказавшись от экспансии?

Боюсь, что нет. Это парадоксально, ведь долгосрочное сохранение человечества — самый серьёзный вызов, который только может перед ним стоять. Не надо откладывать его решение. Напомню, кстати, что не так давно я убеждал читателей КТ, что эта задача — лучшая основа для реформы образования, придания обучению цели.

Для современной физиологии важна теория функциональных систем, предложенная Петром Кузьмичем Анохиным. Одна из главных мыслей в ней — та, что функциональные системы наших организмов становятся взаимосвязанным целым благодаря решению внешних адаптационных задач. Я думаю, что этот принцип приложим и к более высоким биологическим, и к социальным системам. Чтобы части механизма образования заработали в унисон, самоорганизовывались в своём развитии, перед ним должна стоять сложная внешняя задача. Воспитание квалифицированного потребителя на роль такой задачи не тянет, а спасение будущего человечества — вполне.

Но вот она, странность. В перестройке наших отношений с биосферой я вижу источник вдохновения, а в самом туманном идеале таких гармоничных отношений — почему-то нет. Весьма вероятно, это связано просто с тем, что я не могу себе представить стабильное существование человечества после остановки демографической и ресурсной экспансии. Попытки представить такое состояние с помощью утопий и антиутопий помогают слабо и скорее отталкивают. Сохранение перспективы существования человечества меня привлекает, а постная не истощающая ресурсы жизнь — в конечном итоге нет. Вообще говоря, это типичный случай. Построение коммунизма было более интересной задачей, чем безоблачная жизнь при нём. Борьба с искушением и стремление к благодати интереснее, чем бесконечное наслаждение райским блаженством.

Может, это во мне проявляется какой-то изъян, соответствующий принципу «движение — всё, конечная цель — ничто»? Да-да, Путин не так давно осудительно помянул этот лозунг и назвал его троцкистским. Однако кредо принадлежит не перманентному революционеру Троцкому, а ревизионисту Бернштейну — в некоторой степени его антиподу внутри марксизма.

Но, начиная движение, должны же мы понимать, к чему идём. Как описать то состояние, к которому следует стремиться? Сколь мало конкретного можем мы о нём сказать!

Дионисий Ареопагит разделил богословие на катафатическое (описание трансцедентной сущности при помощи положительных утверждений, указания того, что ей свойственно) и апофатическое (характеристика неописуемого при помощи обсуждения того, чем оно не является). То состояние, которого нужно достичь, по-моему, так и не описано катафотически! В нашем учебнике экологии мы характеризовали необходимую перестройку мышления апофатически, через набор мифов, от которых надо избавиться. Похожим образом выстраивает свою книгу и Лосев.

Вспомним Анохина: отсутствие адаптационной задачи не позволит интегрировать человечество в единое целое, лишит его способности добиваться каких-то результатов. Как же задают положительный идеал в рамках международного сотрудничества? С помощью глубокомысленных определений. Международная комиссия под председательством Гру Харлем Брунтланд в 1987 году сформулировала вот что. «Sustainable development — это такое развитие, которое удовлетворяет потребности настоящего времени, но не ставит под угрозу способность будущих поколений удовлетворять свои собственные потребности».

Главная (вторая) часть этого определения — апофатическая. Споры вызывает даже русский перевод понятия «sustainable development». Чаще всего его переводят как «устойчивое развитие», по смыслу более подходит «неистощающее развитие», а Лосев доказывает, что самый адекватный перевод — «поддерживаемое развитие». Одна из трактовок рассматривает sustainable development как устойчивый рост (в отличие от нынешнего, неустойчивого роста). Например, для Альберта Гора «стабильность США будет основываться на динамично развивающейся экономике». Лосев вполне справедливо считает эту трактовку опасным заблуждением, уходом от сути решаемой проблемы. На самом деле поддерживающее развитие означает и относительно стабильную невысокую численность человечества, и постоянство в потреблении ресурсов (вероятно, исключительно возобновляемых!). Может, чтобы слово «развитие» не сбивало с толку, стоило бы говорить о «неистощающем состоянии»?

К конференции 1991 года в Рио-де-Жанейро удалось подготовить катафотическое, но весьма расплывчатое определение: «поддерживаемое развитие — это улучшение качества жизни людей, живущих в пределах несущей ёмкости экосистем». Численность человечества будет оставаться постоянной, но составляющие его люди будут жить лучше и лучше...

Понятие несущей ёмкости экосистем и биосферы в целом связано с представлением об активной роли естественных биоценозов по поддержанию нынешнего, далёкого от равновесия состояния нашей планеты. Тот мир, в котором мы живем, — результат непрерывной активности живых систем, и он будет пригоден для нашей жизни лишь до тех пор, пока биосферные «мощности», которые поддерживают это состояние, не могут быть ослаблены ниже определённого уровня. Другое дело, что никто в действительности не знает, каков этот предел.

К примеру, питерский теоретик глобальной экологии В. Г. Горшков надеется, что неистощающую численность человечества можно высчитать исходя из распределения потока энергии, который характерен для животных разного размера в естественных экосистемах. Это достаточно логичный подход, но далеко не единственный из возможных. Другие способы оценки несущей ёмкости могут давать иные результаты. Предположим, мы определили эту ёмкость. Что дальше? Непонятно. Рекомендации, до какого уровня нужно сокращать численность человечества, не включают описания технологии перехода к желаемому состоянию. Не забывайте, что катастрофы и войны не только сокращают численность человечества, но и снижают несущую ёмкость! Но здесь я хотел бы предложить задуматься о другом: что, кроме физиологии и гедонизма, будет стимулом для сохранения поддерживаемого развития (или неистощающего состояния), когда оно будет достигнуто?