Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 172

Несмотря на все эти ухищрения, типичные млекопитающие не очень-то полагаются на свои глаза, для них важнее обоняние, слух и осязание. Осязание у них часто связано с длинными волосами, позволяющими воспринимать контуры препятствий, — вибриссами. Возможно, первые этапы развития шёрстного покрова млекопитающих были связаны с осязанием, а термоизоляционная роль волос была вторичной…

Одна из групп млекопитающих резко изменила свой образ жизни, освоив жизнь на деревьях и вернувшись к дневной активности. Я говорю о приматах. На деревьях далеко не всегда можно полагаться на осязание и обоняние. Если вы хотите перепрыгнуть на соседнюю ветку, вы не можете её пощупать и даже не можете толком обнюхать, ведь реконструировать ход воздушных потоков среди ветвей бывает очень непросто. Эту ветку надо хорошо разглядеть, и именно поэтому ночные приматы обзаводятся огромными светочувствительными глазами, а дневные эволюционируют в направлении увеличения резкости зрительной картинки и всё более тонкого анализа спектральных характеристик.

Мы сказали, что типичные млекопитающие утратили рецепторы R – колбочки, воспринимающие красный цвет. Обезьяны Старого Света и некоторые из обезьян Нового Света (ревуны) независимо друг от друга восстановили эту потерю. Пигмент, обеспечивающий селективное восприятие «красных» квантов, у этих двух групп обезьян кодируется разными генами с разной эволюционной историей. Этот пример эволюционного параллелизма разбирает Докинз в «Рассказе Ревуна»из замечательной книги «Рассказ Предка».

Теперь вы понимаете, почему группа приматов, к которой мы относимся, называется сухоносыми (в отличие от более примитивных, с нашей точки зрения, мокроносых – Strepsirrhini ). Мокроносые имеют мокрый нос — ну, примерно, такой, как у собак и многих других млекопитающих, — и это связано с лучшим развитием их обоняния. Мы, сухоносые, сделали ставку на зрение. И теперь вы поймёте, почему высшие, сознательно контролируемые функции у человека теснее связаны со зрением, а архаичные, сцепленные с врождёнными программами, демонстрируют интимную связь с обонянием.

Тут, конечно, надо вспомнить об открытии у человека якобсонова (вомероназального) органа и о феромонной регуляции нашего полового поведения… Нет, не буду: этот рассказ должен быть подробным. Я поговорю об этом в иной раз, а сейчас просто укажу на один из фактов, подтверждённых экспериментально.

Целый ряд опытов показал, что люди способны тонко анализировать иммунные маркеры друг друга по запаху. Это связано с анализом молекул ГКГС – главного комплекса гистосовместимости — набора молекул, расположенных на поверхности клеток и сигнализирующих о генетической индивидуальности. Мы не осознаём эти запахи, но их восприятие влияет на нашу мотивационную сферу.

Например, в многочисленных опытах «исследования потных футболок» установлено, что и мужчины, и особенно женщины способны выбирать подходящих (с точки зрения врождённых программ) партнёров по запаху пота. Принципы такого выбора нам практически неизвестны. Сознание в таком выборе почти не задействовано, просто человек в какой-то момент поддаётся непонятно откуда взявшейся эмоции… Одно из статистически подтверждённых правил – оптимальное генетическое расстояние выбирающего и выбираемого. Не слишком похожи (близкородственное скрещивание чаще вредит), но и не чрезмерно далеки (чтобы избежать проблем, связанных с гибридизацией генетически удалённых партнёров).

Производители парфюмов любят размещать рекламные статьи о роли обоняния в выборе партнёров, но обычно умалчивают, что эффект привлекательности связан с генетической индивидуальностью партнёров и практически не может моделироваться искусственно.

А сейчас я прерву рассказ о роли запахов в действии наших врождённых программ, чтобы сослаться на понравившийся мне пример. Речь идёт о фрагменте книги Робина Бейкера «Постельные войны», выложенномна «Снобе». Женщина, имеющая постоянного партнёра, встретила своего старого кавалера. Тот стремился к близости, она отказала…, а через несколько дней как-то так вышло, что согласилась. То, что она забеременела от любовника, могло бы показаться случайностью, если бы не тщательный анализ спермовых войн двух её мужчин, проведённый автором книги. По ссылке вы найдёте два описания произошедших с ней событий. Первое основано на переживаниях и сознательных решениях героини, второе – на реконструкции битвы в её теле сотен миллионов клеток её партнёров. Какое из этих описаний правильное? Обе картины правдивы и неполны. То, что отразилось в её сознании (и сознании мужчин, с которыми она взаимодействовала), не учитывает программ, отражающих стратегии организмов и их клеток. Картина войн сперматозоидов неполна без учёта истории личных отношений в описанном любовном треугольнике.

Когда я рассказываю о роли врождённых программ в нашем поведении, меня часто понимают так, будто я утверждаю, что воспринимаемая нашим сознанием картина неверна, а истина прячется в каких-то тёмных глубинах (врождённой системе мотивации поведения, игре генов etc). Это не так; вторая картина дополняет, а не отвергает первую. Такой подход демонстрирует большее уважение к работе нашей психики, чем традиционный гуманитарный взгляд, озабоченный в первую очередь тем, что должно было бы быть во имя торжества тех или иных идей. Сравните текст Бейкера и что-нибудь привычное, хотя бы: « Идёт солдат по городу… и от улыбок девичьих вся улица светла. Не обижайтесь, девушки, ведь для солдата главное, чтобы его далёкая любимая ждала! ». Кого-то напрягает, что это песня описывает не действительных солдат и девушек, а пожелания её авторов?

Означает ли признание наличия у нас врождённых программ оправдание действий, которые мы считаем аморальными? Нет. В этих программах нет ничего фатального. Напротив, чтобы управлять своим поведением, достигая действительно значимых для себя целей, надо понимать их логику. И мне очевидно, что читатель Бейкера продвинется по пути такого понимания намного дальше, чем слушатель Шаинского.

Вот именно поэтому я планирую и в следующих колонках разбираться в смутных намёках на то, как действуют наши врождённые программы. Разговор о запахах мы только начали…

К оглавлению

Опубликовано06 мая 2013

Теперь уже бывшая библиотека. Сегодня в ней можно приодеться. А где взять книгу «на почитать?» Весь бульвар обойдёшь — не найдёшь. Другой вариант: существует опасение, что её, книгу, объявят вредной, а потому доступ к ней, неважно, платный или бесплатный, закроют. Было, проходили. И потому, попав в заветное местечко, скачивают книги десятками, которые вырастают в сотни и тысячи. Впрок. На будущее. Впечатление, будто читатель собирается жить лет пятьсот. Или тысячу. А поскольку реальная жизнь до обидного коротка, из скачанного прочитывается от силы пять процентов, зачастую и меньше. Но авторы, глядя на число загрузок, прикидывают упущенную выгоду, сокрушаются, ругают и библиотекарей, и читателей. Как не ругать, если продажа текстов есть порой единственный источник дохода и скачанная даром книга представляется вырванным из рук твоего ребёнка бутербродом. Вот и надеется автор, что Amazon.com поправит дела. С помощью волшебной книги Kindle или иначе, но приучит людей платить за прочитанное. С Amazon.com не забалуешь! Против пиратов одиночка бессилен, но Amazon.com изменит ситуацию. Прочитаешь ровно столько, сколько заплатишь. С другой стороны, заплатишь ровно столько, сколько прочитаешь. Любишь читать – люби и платить! Чего ж непонятного? Деньги пойдут на налоги, оплату сервиса, прибыль бизнесу. И автор свой кусочек пирога тоже получит. Покушает и снова напишет что-нибудь интересное и хорошее. А мы интересное и хорошее любим. И правильно делаем. Это к врачу, механику или пекарю мы идём, ведомые нуждой: зубы болят, велосипед сломался, есть хочется каждый день, нравится пекарь, нет. Оплачивается необходимость, тут не до любви – хотя отдельные граждане и ждут её, особенно от медиков («ах, они такие бессердечные!» – разве не крик отвергнутого возлюбленного?), но чудаков потихоньку становится меньше. Одни трезвеют, другие вымирают. Специальную литературу мы читаем из корысти: она, специальная литература, даёт знания, позволяющие идти в ногу с конкурентами, а лучше бы и впереди них. А вот художественную литературу взрослые люди читают исключительно из любви к оной, зачастую и в ущерб собственному благополучию. Вместо того чтобы поработать сверхурочно, вскопать огород, посадить дерево или вырастить сына, человек с книгой часами лежит на диване, тем самым выключаясь из экономической жизни, способствуя застою и рецессии. Нет уж, время пассивного чтения прошло. Теперь и лёжа на диване, человек будет участником товарно-денежных отношений, потребляя произведённый продукт за деньги и тем стимулируя рынок. Кому нужна книга, которую никто не читает? Это не товар, а так… баловство. Как следствие товарно-денежных отношений литература порождает не просто любовь, а любовь продажную. В паре «человек и человек» продажная любовь традиционной моралью осуждается. За неё и камнями побивали, и головы рубили, а уж вымазать дёгтем ворота считалось за правило. А в паре «писатель и читатель»? «певец и слушатель»? «футболист и фанат»? Каждый, и Пушкин, и Карузо, и Вася Пупкин, желал и желает, чтобы его любили. То есть читали (слушали, смотрели) его, замечательного и неповторимого, а не кого-то другого. Чем больше любят, тем лучше. Но при этом плата за любовь в виде покупки книги, билета или диска представляется обществу совершенно нормальным явлением, более того — явлением обязательным. За собственно акт написания романа или пения в пустыне никто ведь денег не даст, не накормит и не напоит. Покупая бумажную книгу, и особенно е-текст, платят исключительно за чтение (аванс подразумевает будущий барыш). И потому прочитавший книгу бесплатно в сознании автора предстаёт клиентом борделя, удравшим из заведения, не рассчитавшись. Порядок нужен, порядок! Хотя… Подвох заключается в том, что уже написанных книг хватает с избытком. Если брать сливки литературы, более того, сливки сливок, и то наберётся книг больше, чем в состоянии прочитать человек. На все вкусы. Число опубликованных произведений удваивается каждые n лет. Возможности безбумлита ограничены лишь энтузиазмом населения. Написать сто тысяч слов способны все, было бы упорство. При этом средний уровень (не литературы, а публикаций) может не расти, а снижаться. Издательские расходы на электронную публикацию мизерны, цензуры нет, планки тоже нет — всё, всё пошло в люди. Вряд ли после современного компьютера кто-либо купит старенькую «троечку». В литературе же подобное сплошь и рядом: за томиком Гоголя берут «иронический детектив», в котором детектива на копейку, а иронии на полушку. Если товар удовлетворяет потребностям покупателя, то лучшего и желать нельзя, и потому превращение читателя в покупателя поспособствует как прогрессу литературы, так и преодолению рецессии. И опять будет весело!