Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 197

Помните колонку о кредо зоолога? Там я коротко обсуждал три возможных способа взаимодействия с нашими врождёнными программами, влияющими на сексуальное поведение. Эти три способа — отрицание (в частности фрейдовское вытеснение), капитуляция и рациональная модификация.

Естественно, по отношению к нашей парохиальной ксенофобии (как и в иных случаях) самый распространённый вариант — отрицание. Не может быть, чтобы мной руководили какие-то там зоологические эмоции! Я возмущён этими чужаками только потому, что они нарушают важные для меня моральные принципы! И вот уже отрицание врождённых программ мешает понять, что внимание к принципам и нарушениям правил подменяется вниманием к маркерам…

Капитуляция перед врождёнными программами принимает характер идеологического национализма. Сторонники этого подхода расскажут, почему «здоровое» национальное чувство должно приводить к агрессии против иных народов. Тут внимание к маркерам поднимается на щит и подпирается аргументами о «крови», «биологии» (понимаемой совершенно неверно) и «долге перед нацией». Несколько тысяч лет назад такой подход мог оказаться адекватным…

А каков же путь золотой середины, рациональной модификации? Однозначных ответов тут нет, но искать оптимальный способ действий нужно все равно. Первый и совершенно необходимый шаг — не цепляться за маркеры. Зачастую надо выделить среди носителей маркеров тех, кто не является источником действительных проблем, и избирательно их поддержать!

Проблема не в том, какими голосами говорят арабы в коридорах, а в том, что некоторые студенты не придерживаются норм поведения в университете. Лучший способ изменить ситуацию — наказывать за нарушение норм, никак не ущемляя (желательно — поощряя) тех, кто ведёт себя должным образом. Кстати, коллеги, работающие с арабскими студентами, подчёркивают, что среди них встречаются настроенные на учёбу, и работать с ними — одно удовольствие.

Проблема не в том, из какой страны приехали туркменские студенты, а в их нежелании напрягаться. Того из них, кто готов напрягаться, я уже поддерживал и дальше буду это делать, и с готовностью одобрю любого из его земляков, кто действительно продемонстрирует стремление работать. Ой, если бы ещё можно было выгнать или оставить на второй год тех, кто не хочет учиться! Увы, решение этой проблемы — вне моей компетенции.

Проблема не в русско- или украинскоязычности плохих студентов, а в организации учебного процесса, при которой приходится тащить «балласт». Наверняка, пойдя навстречу тем, кто говорит на ином языке и готов учиться, можно выйти из тупика.

Проблема не в том, что в Москве много работников из Средней Азии и Кавказа. Проблема в том, что в городе и стране используют полурабский и нелегальный труд. Проблему решит не ущемление гастарбайтеров, а соблюдение законов об охране труда. Это решение — вне компетенции тех, кого возмущает реалии Бирюлёва, но в любом случае их энергия должна быть направлена в противоположном направлении. В их интересах — не ущемление гастарбайтеров, а защита (и от рэкета силовиков, и от издевательств чиновников, и от произвола работодателей) тех из них, кто работает легально и не включён в криминальные схемы.

Если мы хотим быть рациональными существами, нам надо отслеживать срабатывание в нашей психике ксенофобских программ, не давать себе цепляться за маркеры «неправильных своих», которые будет услужливо подсовывать нам наше внимание, и решать действительные проблемы, не отвлекаясь на мелочи...

А теперь последний вопрос. Как воплотить эти решения в жизнь?

К оглавлению

Опубликовано02 ноября 2013

Вчера я посмотрел фильм «jOBS», который наши маркетологи по традиционному скудоумию укатали в скорлупу «Империи соблазна». О каком соблазне идёт речь в фильме Джошуа Штерна, я так до конца и не понял, зато нашёл собственную параллель для интеллектуальных потуг режиссёра осмыслить творческое и биографическое наследие отца Apple. Чем и спешу поделиться в субботнем кинозале «Голубятни».

Говорят, фильм о Джобсе очень ждали. Очень-очень. И не только фанаты Надкусана, но и остальное прогрессивное человечество. Уж очень всем хотелось посмотреть, как можно облагородить живописание человека, совершенно отвратительного именно что по человеческим характеристикам. Стив Джобс был пройдохой, лжецом, лицемером, вором, поверхностным начётчиком, омерзительным отцом, предателем едва ли не всех своих друзей, кидалой в бизнесе и едва ли не самым жутким работодателем, какой известен американской истории. При этом Стив Джобс сумел создать удивительную компанию, которую можно обожать или ненавидеть, однако невозможно не признавать ее уникального места в истории.

То, что Apple олицетворяет именно душу и бытийную суть своего демиурга, а не какой-то Юность гения: грязный и вонючий там коллективный творческий разум её работников или гений менеджмента, полагаю, ни у кого сомнения также не вызывает, поскольку сама история расставила всё по своим местам: Джобса выгнали — Apple в прямом смысле загнулась, Джобса вернули — Apple расцвела, причем невиданным цветом, вплоть до титула самой капитализированной компании в мире.

Одним словом, загадка успеха культовой компании — в Джобсе. В нём же — и все разгадки. Джошуа Майкл Штерн взялся эту загадку разгадывать и, на мой скромный взгляд, провалился с таким сокрушительным треском, что спустя почти сутки после просмотра я всё ещё никак не могу избавиться от шума в ушах, вызванного обрушением возлагаемых на фильм надежд.

Самое печальное заключено не в том, что Штерн ничего не понял в биографии Джобса (там, честно говоря, особо и понимать-то Под кайфом нечего), а в том, что провалил художественное воплощение этого понимания. Нужно было сделать всего ничего: показать, как совершенно ничтожный по собственным талантам человек умудрился создать безусловно великую и гениальную компанию, и при этом ясно высветить, как это ему удалось сделать и за счёт чего.

Здесь опять же Джошуа Штерну ничего не нужно было придумывать, потому что в биографии Уолтера Айзексона всё очень доходчиво и безупречно разложено по полочкам. Правда, сделано это у Айзексона с изрядной мерой политкорректности (более чем оправданной для ситуации, в которой создавалась литературная биография), однако эта политкорректность никаким образом не исказила реальности. Лишь смягчила её из соображений гуманного отношения к тяжело больному, умирающему человеку.