Жан-Батист Мишель - Неизведанная территория. Как «большие данные» помогают раскрывать тайны прошлого и предсказывать будущее нашей культуры

Исключением может считаться Дартмут, где математик по имени Дэниел Рокмор использует цифровые книги для изучения влияния стиля одних авторов на других. Он использует значительно больше математики, чем Моретти, но сам читает значительно меньше. Однако их можно считать родственными душами. Стоит вспомнить и об университете штата Техас в Остине, где психолог Джеймс Пеннебейкер отслеживает связь между распределением местоимений в тексте и настроением автора. Пеннебейкер и Джокерс представляют совершенно разные интеллектуальные традиции, но их тоже можно считать родственными душами. А работающий в департаменте научной и технологической политики Белого дома Том Калил реализует, по личной просьбе президента Обамы, еще один значительный проект в области больших данных. Калил и Бобли помогают разным людям, но делают, по сути, одно и то же дело.

Происходящее меняет саму природу исторических данных и позволяет стирать границы между точными и гуманитарными науками. Возникающая в результате неразбериха имеет множество названий. Историки, занимающиеся подобными вещами, начинают называть себя «цифровыми гуманитариями». На факультетах лингвистики появились «корпусные лингвисты». Психологи и социологи иногда говорят, что ведут «вычислительные исследования в общественных науках». А многие возникающие в Кремниевой долине стартапы считают подобную динамичную неразбериху само собой разумеющейся.

Мы видим, как понемногу объединяются великие умы, прежде оторванные друг от друга. На научной конференции в Мэриленде весной 2013 года Национальный институт здравоохранения, Национальный гуманитарный фонд и Национальная медицинская библиотека собрали группу исследователей, представляющих многие дисциплины – от истории искусства и африканских языков до компьютерных наук, от микробиологии до риторики, изучения поэзии и зоологии. Речь на открытии конференции прочитал Дэвид Сёрлз, бывший старший вице-президент фармацевтического гиганта Glaxo-SmithKline . Впервые в истории Национальные институты здравоохранения и Национальный гуманитарный фонд объединились для проведения совместного мероприятия. Тема – «Данные, биомедицина и цифровые гуманитарные науки» – не может не внушать оптимизма: в основе лежит идея о том, что историки и философы, художники, врачи и биологи могут работать вместе и делать это эффективнее, чем по отдельности. Название самой конференции – «Общие горизонты» – попало прямо в точку. Наше восхитительное будущее интеллектуального развития лежит именно на пересечении различных видов научной мысли.

Никто в точности не знает, как называть новые науки. И никто не знает, что будет дальше. Однако можно быть уверенным в одном: точные и гуманитарные науки вновь становятся родственными душами. И подобно тому, как Галилей изменил наше представление о мире в XVII веке, эти две линзы, повернувшись друг к другу, смогут сделать то же самое в веке XXI.

В одной из самых знаменитых научно-фантастических книг «Основание» Айзек Азимов изображает математика по имени Хари Сэлдон. Вклад Сэлдона в науку заключается в методе предсказания будущего, совмещающего сложные математические теории с подробными измерениями состояния общества в любой момент времени. Разумеется, Сэлдон не может знать, что будет делать каждый отдельно взятый человек – в этом случае слишком велик элемент случайности. Однако он способен вычислять, что будет делать общество в целом. Например, Сэлдон вычисляет, что Империя, правившая галактикой в течение последнего тысячелетия, скоро падет. Теория Сэлдона не говорит ему, что в точности нужно делать с учетом этого знания, однако четко дает понять, что падение неминуемо и что оно будет сопровождаться хаосом.

Подобные теории агрегированного поведения часто встречаются в науке. Представьте себе, что происходит, когда вы надуваете шарик, а затем, не завязав горловину, выпускаете его из рук. Даже маленький ребенок знает, что воздух начнет быстро выходить из шарика и тот сначала будет летать, а затем упадет на землю. Физик мог бы рассчитать скорость истечения молекул воздуха из отверстия, скорость сдувания и скорость, с которой летит шарик. Однако ни один ученый в мире не сможет сказать вам, в каком именно порядке молекулы воздуха начнут покидать шар – это движение случайно в слишком высокой степени. Шарик, как и содержащийся в нем воздух, следует определенному закону, но только в рамках большой системы.

Идея Азимова – которую он назвал психоисторией – состояла в том, что подобный подход позволяет предсказывать будущее человеческой цивилизации в целом [218].

Современному социальному исследователю может показаться чуждым подобный тип культурного детерминизма. Большинство областей социальных наук – за довольно примечательным исключением в виде экономики – выказывают ему мало доверия. И это несколько удивляет, ведь концепция Азимова представляет собой, по сути, одну из основополагающих доктрин социальной науки. Еще в начале XIX века Огюст Конт, отец социологии и основатель социальных наук, верил, что тщательное эмпирическое изучение позволит постепенно открыть законы, управляющие развитием человеческого общества, по аналогии с тем, как тщательное изучение физических явлений позволяет открыть лежащие в их основе математические принципы. Изначальное название для дисциплины, которая потом превратилась в социологию, звучало как «социальная физика». Конт верил, что понимание законов социологии позволит использовать их для создания лучшего общества, подобно тому, как понимание принципов физики позволяет усовершенствовать конструкцию обычного тостера. И когда Хари Сэлдон, герой Азимова, на основании своих психоисторических расчетов предпринимает шаги по снижению галактического хаоса, он, по сути, воплощает в жизнь идеи Конта.

Хотелось бы думать, что цунами данных, захлестывающее остров социальных наук, претворяет в жизнь идеи Конта. С другой стороны, попытка предсказать исторические изменения до того, как они произойдут, кажется совершенным безумием.