Алексей Даниленков - Интернет-право

Тем не менее, указанный выше документ ОБСЕ может быть использован в качестве одного из аргументов для обоснования (со ссылкой на п. 4 ст. 29 Конституции РФ) права на обращение в КС РФ с конституционной жалобой в случае нарушения права на доступ к сети Интернет (право на жалобу в процессуальном смысле), а также для мотивирования правовой позиции по поводу нарушения права на доступ к сети Интернет (право на жалобу в материально-правовом смысле) (ст. ст. 96, 97 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» (с изменениями и дополнениями). [30] См., в частности Постановление Конституционного Суда Российской Федерации 09.07.2013 № 18-П по делу о проверке конституционности положений пунктов 1,5 и 6 статьи 152 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Е.В. Крылова / СПС.

Примечательно, что в ст. 5 Модельного закона провозглашено «право на использование Интернета и доступ к размещенной в нем информации», т. е. право на доступ к сети Интернет логически отделено (хоти и находится в системном единстве) от чисто информационного правомочия, что подтверждается также формулировкой п. 2 ст. 1 Модельного закона, согласно которой «действие настоящего Закона не распространяется на отношения, связанные с обеспечением свободы доступа к информации, информационной безопасности и охраны интеллектуальной собственности, если иное прямо не установлено в настоящем Законе».

2) Постулируется комплексный характер норм, входящих в институт интернет-права, а корреспондирующий ему доктринальный институт признается в лучшем случае научным направлением.

Так, Рассолов И.М. [31] Право и Интернет. Теоретические проблемы. 2-е издание, дополненное. Норма, 2009 /СПС «Консультант плюс». считает, что интернет-право как новый комплексный институт «не может целиком входить в состав той или иной первичной (профильной) отрасли права, ибо всякая такая отрасль включает нормы, объединенные общностью не только предмета, но и метода правового регулирования <���…> Интернет-право, как и другие институты, тоже включается в иные отрасли, но в конкретную отрасль (скажем, в международное право) входит лишь своей частью» (там же). Об условности понятия интернет-права пишет и Лукьянов А.А. в статье «Основные концепции интернет-права» [32] Информационное право. 2007. № 3. : «было бы неправильно рассматривать интернет-отрасль как аналог каких-либо других отраслей права. В сети, как и вне ее, имеют место быть общественные отношения, составляющие предмет всех отраслей права. А интернет-право – условный термин, обозначающий совокупность правовых норм, входящих в состав всех отраслей права, объединяющим признаком которых является регулирование отношений в интернет-среде (виртуальной среде)» (см. также мнение В.А. Копылова, который вообще не усматривает никакой специфики в сети Интернет, считая ее лишь некоей виртуальной средой обитания, практически ничем не отличающейся от реальной и заключает, что при осуществлении действий как в Интернете, так в и реальной среде, лицо взаимодействует с субъектами соответствующей среды, а не со средой в целом [33] Копылов В.А. Информационное право. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Юрист, 2002. С. 237. .

На периферии приводимой выше научной дискуссии находится мнение Максурова А.А., который отмечает как особый характер регулирования интернет-отношений в парадигме традиционных теоретико-правовых воззрений на структуру предмета правового регулирования, так и применимость к нему общих принципов построения правовой системы. Правда, при этом интернет-право не рассматривается им в качестве самостоятельного элемента системы современного права. В результате такого подхода научное знание «обогащается» почти исключительно сакраментальным восклицанием по поводу того, что «здесь все заранее сложнее» [34] Максуров А.А. Предмет правового регулирования интернет-права // Правовые вопросы связи. 2010. № 1. С. 28–29. . Возможно, для некоторых авторов сверхзадача систематизации нормативного материала представляется либо затруднительной на данном отрезке их творческого пути, либо все-таки они совершенно искренне полагают, что далеко не каждый правовой массив, даже обладающий определенной спецификой, может претендовать на обособление в виде отрасли (подотрасли) права, причисляя к числу таких требующих повышенного внимания, но не до конца оформившихся правообразований и интернет-право. Приводимая выше статья А.А. Максурова оставила больше вопросов, чем ответов, – во всяком случае, она вряд ли оправдала свое весьма претенциозно заявленное название, но в условиях рудиментарного состояния теории интернет-права можно приветствовать любые, даже не всегда вполне удачные попытки исследовать его предмет. К слову сказать, согласно гражданско-правовой концепции НИОКР (а юридические исследования в сфере поиска, открытия и анализа принципиально новых правовых явлений мало чем отличаются по своей сути от НИОКР в их классическом понимании) риски случайной невозможности достижения положительного результата, по общему правилу, переносятся с исполнителя на заказчика (п. 3 ст. 769 ГК РФ). Когда же заказчик и исполнитель научного сообщения (или статьи) совпадают в одном лице, то проблемы распределения бремени бесплодных поисков научной истины вообще не существует.

Вообще же иногда возникают опасения, что по уровню своей теоретико-аналитической фундаментальности и эмпирического дерзновения юридическая наука рискует вскоре превратиться в некий аморфный раздел популярного обществознания, предназначенный лишь для ликбеза читающей публики и служащий средством самовыражения любой ценой публики пишущей. Злоупотребление академическими свободами, в частности закрепленными в п. 1 ст. 44 Конституции РФ, стремление использовать научную трибуну для наукообразной демагогии, а не для поиска, анализа и тиражирования нового знания столь же губительно и вредоносно для отведенного юридическому сообществу весьма высокого этажа в небоскребе ноосферы, как и использование вопреки целевому назначению и конституционной сущности иных прав и свобод человека и гражданина. Отрадно отметить, что ряды исследователей складывающихся в рамках интернет-права общественных отношений (помимо некоторых случайных представителей отряда «интернавтов»), пополняются в основном серьезными специалистами и экспертами в области права, которые предлагают и развивают интересные и строго мотивированные позиции и подходы, опираясь на глубокое знание смежных отраслей права; технико-экономических основ и нюансов деятельности и взаимоотношений между субъектами интернет-отношений, а также канонов деловой практики в IT-сфере. В этом плане идея ИП как комплексного института до определенной степени созвучна предлагаемому нами доктринальному осмыслению отраслевой самостоятельности соответствующей отрасли права и может рассматриваться в качестве вспомогательного инструментария описания многообразия и диалектического единства норм, регулирующих интернет-отношения; служить неплохим иллюстративным пособием, отображающим мозаичную и находящуюся в постоянном броуновском движении структуру составляющих ИП норм и субинститутов. Однако претензии на исчерпывающий характер объяснения такого феномена как ИП только усложнением общественной жизни, требующей некоего перекрестного опыления и взаимной рецепции норм из различных (традиционных) отраслей права, не имеют под собой достаточно веских оснований и поводов.