Борис Седов - Пленница

— Я сам не ангел, — впервые за три с лишним часа прервал молчание Монучар. — И мне доводилось встречать немало мерзавцев. Но о таком слышу впервые. Значит так, Тома! Говори, что делать с этими негодяями — Игнатом и Светланой Петровной. Не сомневаюсь, что приговор ты вынесла им давно.

В ответ Тамара загадочно улыбнулась.

— Хочешь, чтобы они сдохли? — продолжал Монучар. — Или чтобы отправились по этапу? Мне не составит труда организовать всё так, чтобы их загнали на самые беспредельные зоны, где им будет подготовлена персональная встреча. Ты согласна, Тамара?

— НЕТ! — сказала она.

Монучар не пытался скрыть своего удивления. Он молча взял бутылку вина, аккуратно наполнил бокал, отхлебнул глоток и лишь после этого спросил:

— Почему? Ты что, не хочешь отомстить?

— Нет.

— Что нет?!! — не выдержав, повысил голос Моча.

— Не собираюсь ничего им прощать, ничего забывать, ничего списывать. Ни-че-го! Просто я не желаю, чтобы за меня и родителей расквитался с ублюдками кто-то другой. Это должна сделать я. Только я! — выделила последнюю фразу Тамара. — Да, я согласна с тем, чтобы они медленно подыхали в тюрьме. Чтобы проклинали тот день и час, когда надумали заварить всю эту кашу. Чтобы жаждали смерти как избавления от мучений. Но ведь я этого не увижу!

— Можно организовать, чтобы их куда-нибудь отвезли, — предложил Монучар. — Туда же доставят тебя. И ты сама зачитаешь им приговор. И будешь лично присутствовать при приведении его в исполнение.

— Ты не понимаешь меня. Что же, попробую объяснить иными словами. Ты знаешь, что такое обет? Не обед, а обет? С буквой «т» на конце.

— Не принимай меня за недоумка из чукотского стойбища. Продолжай, девочка.

— Так вот, я дала обет рассчитаться с мерзавцами лично. А если я и прибегну при этом к чьей-либо помощи, то эта помощь должна быть минимальной. Все обязана спланировать и организовать только я. В тот момент, когда толстуха и дядюшка будут доживать свои последние секунды, им в глаза должна смотреть только я. И никого рядом со мной! Потому, что эта месть принадлежит только мне!

Монучар молча поднялся. Заложив руки за спину, медленно прогулялся по комнатушке: четыре шага до обитой железом двери… четыре шага обратно… Наконец он заговорил. Чуть слышно. Совсем без акцента. Глухим незнакомым голосом, до неузнаваемости искаженным новыми для девочки интонациями.

— Я вижу, что ты утвердилась в своем решении давно. И всерьез. От него ты уже никогда не отступишься. Я вижу по твоим глазам, что это цель твоей жизни. Но проблема в другом: хватит ли у тебя силенок?

— Быстрая смерть — это слишком легко для них. Нет! — продолжила Тамара. — Я мучилась год. И неизвестно, сколько мне еще уготовано. Что же касается Толстой Задницы и дяди Игната, я буду уничтожать их не спеша. Сначала разрушу привычный для них уклад жизни. Они останутся без жилья, без работы, без средств к существованию. Нет, я не дам им превратиться в обычных бомжей. Я заставлю их цепляться за жизнь, я позабочусь о том, чтобы им было что терять. И тогда я встречусь с ними и объясню, что для них приготовила. Сроков не назову. Я заставлю их постоянно оглядываться, в любой момент ожидать удара исподтишка, спать вполглаза, по ночам просыпаясь в холодном поту, как последнее время просыпалась я. И через какое-то время буду считать, что я отомщена — досыта напилась их поганой кровищи, — и теперь пробил час расквитаться с мерзавцами уже за папу и маму. Вот тогда можно будет подумать о казни.

— Красивый сценарий. — Монучар опустился на табурет, поднял свой бокал, сквозь него воззрился задумчивым взглядом на бра, подвешенное над кроватью. — Если ты не станешь с годами самой отъявленной бестией в мире, то будешь знаменитой писательницей или актрисой. Я постоянно открываю в тебе что-нибудь новое. Ты для меня до сих пор остаешься загадкой.

— Женщина и должна быть загадкой, — кокетливо стрельнула глазками девочка.

— Загадкой… только без яда. А его в тебе предостаточно.

— Для кого как, — многозначительно улыбнулась Тамара.

— Пожалуй. — Монучар допил остатки вина, поставил на место бокал. — Ладно, это все лирика. Вернемся к насущному. Тома, ты отдаешь себе отчет, что сценарий, который ты написала в своем воображении, вряд ли выполним? И все здесь упирается в то, что ты категорически отказываешься принимать чью-либо помощь, намерена действовать в одиночку.

— Без опыта, без денег, без друзей, без свободы.

— Предположим, насчет друзей ты не права. Можешь смело причислять к ним меня, если ты, конечно, не против. Маки… То есть деньги у меня есть, и я ими с тобой всегда поделюсь. Но ни о какой свободе пока и не мечтай. Пойми, я о тебе беспокоюсь. При твоем характере, Тома, тебе хватит и часа, чтобы влипнуть в какую-нибудь историю. Ты же сама говоришь, что тебе недостает опыта. А значит, и выдержки, и проницательности…

— Интересно, и как же я их в себе разовью, безвылазно сидя здесь перед телеком? — вспылила Тамара и даже вскочила с кровати, на краешке которой сидела все это время. — Твои красивые слова о том, что опасаешься за меня — просто вранье!

— Нет, Тома, — покачал головой Монучар. — Если бы я был абсолютно уверен в том, что ты сейчас выйдешь из дома, поешь мороженого в кафе, заглянешь в кино, оттянешься на дискотеке и к утру вернешься назад — не было бы вопросов. Но даже если я приставлю к тебе телохранителей, с твоей хитростью ты их, дураков, обведешь вокруг пальца. Итак, представь, ты отрываешься от охраны. Что дальше? У меня нет ни единой гарантии, что ты тут же не выбросишь из головы все свои раскрасивые планы отмщения, которые так складно мне сейчас излагала, и не побежишь к мусорам. В итоге: ты в детприемнике, толстуха и дядюшка на Арсенальной, а у меня очень крупные неприятности. Легавые только и ждут, что мне предъявить, а тут прямо на блюдечке с голубой каемочкой им подается заложница, да еще и малолетка, которую я десять дней продержал у себя в подвале. Вот так-то, Тамара. Согласна с моими сомнениями? Есть что возразить?

Девочка молча опустилась на уголок кровати.

— Не расстраивайся, малышка. Ничего не проиграно. Просто надо уметь набираться терпения и ждать. Иногда очень долго.

— Пообещай мне, что ни ты, ни твои люди и пальцем не тронут ни толстуху, ни дядюшку. Сохранят их для меня.

— Но если они вдруг решат сами перегрызть друг другу глотки, — расхохотался Моча, — разнимать и мирить их никто не намерен. Так что надейся еще и на здравый рассудок Игната и Светланы Петровны. А со своей стороны, я гарантирую их полную безопасность. До того дня, когда в игру вступишь ты, царица Тамара. Знаешь, в поэме «Витязь в тигровой шкуре»…