Б. Седов - Рок

Тамада был плотненьким и румяным брюнетом с проседью, он живо поворачивался во все стороны, как бы стараясь успеть одарить своим профессиональным ленконцертовским радушием всех присутствовавших, и на его бывалом лице, как на старых потертых ботинках, начищенных восстанавливающим кожу кремом, отражалась вся его богатая свадьбами и похоронами биография.

Гости были самыми обычными. Старые нарумяненные самки, бывшие кому-то мамашами, а кому-то и бабками, плотные тетки в шелковых платьях и с высокими, покрытыми лаком, прическами, их мужья, которые перемигивались, имея в виду, что сейчас можно будет, невзирая на жен, поддать как следует, дальние родственники, которые, пытаясь скрыть неловкость, строили из себя бывалых и свойских ребят, длинные юнцы в нелепых пиджаках, чьи-то дочери, вызывавшие у присутствовавших холостяков совершенно определенные соображения, не идущие, впрочем, дальше опрокидывания на стол в подсобке, в общем - самые обычные свадебные гости.

Во главе стола торчали жених с невестой.

Невеста была рослой и полной брюнеткой третьего срока, с большими пухлыми пальчиками, округлыми плечами, многолитражным бюстом, который мог принимать любую форму, и просторной мягкой спиной, плавно переходящей в широкий круп. Ее лицо было тщательно затонировано, что создавало контраст с натуральным цветом дородной, но вялой шеи и полуобнаженных покатых плеч.

Жених был невысоким, чернявым и шустрым. По весовой категории он не дотягивал до своей избранницы разряда на четыре, но его это, судя по всему, ничуть не смущало. Он бойко стрелял глазами по сторонам, время от времени поднимая многообещающий взгляд на свою старательно смущавшуюся невесту, кивал в ответ на поощрительные гримасы мужчин, улыбался прожженым теткам, бросавшим на него призывные взгляды, в общем - вел себя опытно и непринужденно.

Речь тамады окончилась отработанным на сотнях свадеб и надежным, как топор палача, тостом, и все неожиданно для самих себя закричали «горько». Жених с невестой посмотрели друг на друга, невеста наклонилась, и они поцеловались. Кто-то из гостей начал громко считать, на него шикнули, и тут оркестр вдарил по Мендельсону.

Знаменитый марш слушали, как гимн Советского Союза на партийном съезде - стоя и молча. Наконец музыка смолкла, и тамада произнес поставленным баритоном:

- А теперь прошу дорогих гостей к столу!

Дорогие гости быстро уселись, и зал наполнился лязганьем вилок, звоном посуды, невнятными, но оживленными разговорами о «вон той тарелке с салатом», и, наконец, невинная белизна крахмальной скатерти была нарушена первым мазком селедки под шубой, которую не удержал на ложке один из гостей. Как иной художник не знает, что окажется нарисованным на его картине в конце работы, так и по началу свадьбы было невозможно было определить, в какие дивные узоры сложатся винные и салатные пятна на скатерти к концу вечера. Все зависело от вдохновения.

Полюбовавшись на свадьбу, Знахарь покачал головой и с усмешкой закрыл дверь. Он уселся в кресло и, посмотрев на Костю, сказал:

- Да-а-а… Давненько я всего этого не видал. А ведь и сам когда-то женихом был, и вот точно так же, в кабаке, с толпой совершенно не нужных мне людей…

- Не говори, - согласился Костя, - самое обидное в этом деле то, что, пока не попробуешь сам, не поймешь, какой все это бред. Ведь оно как получается - выбрал ты себе женщину, она, соответственно, тоже тебя выбрала, и получаешь ты в нагрузку к ней целую толпу каких-то дядьев, свояков, шуринов, прочих всяких, кто там еще имеется… А ведь ты их не выбирал, не искал, и не нужны они тебе точно так же, как и папаша с мамашей твоей зазнобы.

- Точно, - подтвердил Знахарь, - так и есть. И они, блин, тут же наседают на тебя всем своим кланом и имеют в виду, что теперь ты у них вроде собственности. А если ты покупаешь машину, они соображают - теперь у нас есть машина.

- Ага, - подхватил Костя, - вот-вот! И ты им вроде как должен за то, что получил их дочку. То есть - они и ее своей собственностью считают.

- Да ну их в жопу. Давай-ка лучше прикинем, что у нас там по Марафету получается.

- Давай, - согласился Костя.

Знахарь нажал на кнопку, вызвал официанта и заказал пива.

Иногда о делах хорошо поговорить под пиво.

В то время, когда Знахарь с Костей критиковали замшелые традиции и первобытные принципы брака, на Брайтоне происходили незаметные для посторонних, но весьма значительные приготовления. Несколько автомобилей с черными стеклами остановились напротив ресторана, на крышах двух домов, стоявших напротив кабака, появились какие-то люди в спецодежде с непонятными инструментами в чехлах, а сам Брайтон с обоих сторон от «Одессы» на расстоянии квартала перегородили полосатые барьеры с надписью «Осторожно, дорожные работы». Люди, участвовавшие в этих приготовлениях, не привлекали к себе внимания, потому что делали все со скучными лицами привычных к рутинной работе специалистов. Именно поэтому потом никто из прохожих не смог вспомнить, как выглядел хотя бы один из этих «рабочих».

В двух кварталах от «Одессы» стоял большой черный джип с тонированными стеклами, и в нем сидели трое мужчин в строгих костюмах. Один из них, на заднем сиденье, держал в руке микрофон рации и прислушивался к тому, что слышалось из динамика. Двое других - один за рулем, другой рядом с ним - курили с отсутствующим видом.

Пока в динамике слышался лишь шум эфирных помех, Володенька нервно вертел в руке микрофон и поглядывал на часы. Но как только рация щелкнула и послышался приглушенный голос, сказавший «Третий готов», он оживился, а сидевшие впереди мужчины обернулись к нем.

В течение двух минут о готовности доложили еще восемь номеров.

Володенька, которого так называл только Марафет, а братва именовала просто Каюком, взглянул на Годзиллу и Хромого, сидевших впереди, и, откашлявшись, сказал в микрофон:

- Ну, с Богом. Начали.

И в тот же миг по вечернему Брайтону прокатился оглушительный сдвоенный хлопок. Это два гранатометчика, засевшие на крышах, выпустили по окнам «Одессы» две кумулятивные гранаты. Влетев в зал, гранаты пропахали свадьбу, убив несколько человек, включая тамаду, и взорвались у дальней стены, пробив две дыры на соседнюю улицу.

На несколько секунд в ресторане и на улице настала полная тишина.

Но когда шок, вызванный взрывами, прошел, в «Одессе» и на Брайтоне поднялся дикий крик. Люди, прогуливавшиеся по замусоренной улице, заметались, потом сориентировались и дружно бросились бежать подальше от места событий. Те, кто был в ресторане, закричали, завизжали, кто-то кинулся к окровавленным останкам родственников, кто-то, обезумев от страха, устремился к выходу, перескакивая через трупы и опрокинутые столы, а некоторые застыли в ужасе, не зная, что делать и куда бежать.