Александр Золотько - Под кровью — грязь

Гаврилин задумчиво постучал пальцами по крышке пульта. Согласно инструкции, после получения сигнала (красный индикатор номер три) следует обесточить пульт путем нажатия кнопки «Стоп». После чего пульт с места оператора включен быть не может.

Доверяют в Конторе сотрудникам. Ой, как доверяют. Просто изо всех сил. Просто как старый академик Павлов своим собакам. Лампочка загорелась – началось обильное слюноотделение. Звоночек звякнул – собачка прячется в угол, успев обильно справить естественную нужду.

Гаврилин кулаком стукнул по грибовидной шляпке красной кнопки. Динамики заглохли, индикаторы вкупе с лампочками – погасли. Гаврилин размял затекшую шею.

Люблю я свою работу. Как проклятый. И начальство свое, тоже, люблю. Жаль, в лицо не знаю. Скромное начальство в Конторе, напрямую с мелкой наблюдающей сошкой не общается. А те господа, что из себя начальство изображают, это Гаврилин понял почти сразу же, его только изображают. Талантливо, но изображают.

Гаврилин встал из-за пульта, стал в драматическую позу и процитировал единственную известную ему фразу великого российского режиссера Станиславского: «Не верю!». Громко и выразительно.

Все-таки начальство хорошее, подумал Гаврилин, диван распорядилось поставить. Теперь можно его использовать по прямому назначению.

Гаврилин сел на диван, стащил с себя ботинки, аккуратно поставил их ближе к ногам и лег. Успел еще лениво подумать о том, что свет стоило бы выключить, но тут же уснул.

Дождь усилился, и с неба лилось одним сплошным водопадом. Заливало глаза, плащ, шинель и все остальное промокли насквозь, но Агеев холода не ощущал. Ему было жарко. Все, он сделал это, и теперь все будет нормально.

Все просто должно быть хорошо. Тот странный мужик, который разговаривал с Агеевым, твердо обещал, что вытащит его из этой истории. Должен вытащить.

Тяжело выдирая сапоги из грязи и стараясь при этом удержать на плечах пять автоматов, Агеев напрямую, через голую лесопосадку выбрался к дороге. Никого и ничего не видно, только фонарь тупо освещает проносящиеся мимо него струи дождя. Прежде чем ступить в круг света, Агеев огляделся. Вроде бы машина стоит неподалеку. Разобрать трудно. Сейчас все выяснится само собой, нужно просто постоять под фонарем. Агеев потоптался возле границы между светом и тенью. Стремно.

Агееву очень не хотелось покидать спасительную темноту. Увидит вдруг кто. А если не станет на свет – никто не подберет. Нужно либо делать все, либо не начинать этого вообще.

Всего один шаг. Агеев глубоко вздохнул и чуть не закашлялся. Этим дождем свободно можно захлебнуться. Все. Агеев решительно шагнул вперед.

Ничего, естественно, не изменилось, просто исчезло все вокруг. Был желтый свет сверху, блестящая мишура дождя и он, Андрей Агеев, выставленный словно экспонат.

Или мишень, подумал Агеев через минуту. Глупо, конечно, но он не мог избавиться от мысли, что кто-то сейчас целится в него из темноты. Кому это нужно?

Наконец холод его настиг. Мышцы начали деревенеть. От холода или от страха? Все будет нормально. Кому это может быть нужно – подставлять его? А кому может быть нужно его вытаскивать?

Агеев почувствовал, как судорога свела скулы. Губы начали дрожать. Не может быть. С ним не могли поступить так. Как? Он ведь смог сделать это с людьми в караулке, смог же он сделать это с теми малолетками? Смог? Чем он лучше их?

Бросить все и бежать. Караула хватятся, в самом худшем случае, часов в семь. Крайний срок – в девять, когда привезут завтрак. У него еще есть от двух до четырех часов, чтобы попытаться скрыться.

Агеев вспомнил приказы, которые доводились несколько раз до личного состава. Сбежал, расстреляв караул, был обнаружен. И либо задержан, либо убит в перестрелке.

Нужно стоять и ждать. Его заберут, все будет нормально. Агеев всхлипнул неожиданно для самого себя. Губы кривились, и Агеев ничего не мог с собой поделать.

Рыдания начали сотрясать тело, Агеев присел на корточки и закрыл лицо руками. Несправедливо, несправедливо.

Его расстреляют. Перед глазами всплыло удивленное лицо Жильникова, искаженное ужасом и болью лицо Зимина. Шум дождя превратился в шум горячей воды, льющейся из разбитой батареи на изуродованное лицо начальника караула.

Агеев не сразу услышал звук мотора. А когда понял, что рядом с ним остановилась машина, резко выпрямился. Автоматы слетели с плеча, и он с трудом удержал их за ремни рукой. Больно ударило по колену.

– Долго собираешься так стоять? – спросил голос из темноты.

– Я… нет, то есть… это.

– Сюда иди.

– Я, да… – Агеев еще не веря, шагнул в темноту и увидел жигули шестой модели. Окно водителя было опущено и Агеев рассмотрел за ним темный силуэт.

– Железяки свои положи в багажник и прикрой брезентом.

– Да, я сейчас. – Агеев почти бегом бросился к багажнику, нашарил замок. Дрожащие пальцы скользнули несколько раз, потом крышка багажника поднялась.

Агеев подхватил автоматы в охапку, как доски, сунул их между запаской и канистрой, стащил с себя ремень с подсумком и штык – ножом, бросил на автоматы. Негнущимися пальцами зацепил край брезента, лежавшего там же. Прикрыл оружие. Захлопнул багажник.

Что дальше? Сердце остановилось. Агеев представил себе, как машина рывком набирает скорость и исчезает в дожде. Агеев шагнул было к водителю, но со щелчком открылась дверца с другой стороны.

Можно садиться. Агеев на негнущихся ногах подошел к открытой дверце и остановился.

– Какого черта? – недовольно спросил водитель, – Я потом салон не прогрею, залазь быстрее.

– Спасибо, – пробормотал Агеев и сел на переднее сидение.

Машина сразу же тронулась.

– Спасибо, – повторил Агеев, – я уж думал…

– Не надо.

– Что?

– Не надо думать, от этого морщины появляются. И на меня так пялиться тоже не надо. Мозоль натрешь.

Агеев сглотнул и отвел взгляд.

Фары машины пробивались сквозь дождь всего на несколько метров. Меня не обманули, подумал Агеев, не обманули, все нормально.

– Куришь? – не отрывая взгляда от дороги спросил водитель и, не дожидаясь ответа, сунул Агееву пачку сигарет и зажигалку.

– Спасибо, – Агеев и сам не понял, почему решил закурить. Никогда даже не было соблазна, ни в школе, ни в армии. Он бы сейчас сделал все, что приказал бы водитель. Агеев затянулся и захлебнулся дымом, закашлялся.

– Курить – здоровью вредить, тем более что Минздрав предупреждает, – сказал водитель.

Агеев откашлялся и теперь сидел с зажженной сигаретой в руках, не зная, что с ней делать.

Машина остановилась.

– Выходи.

– Что?

– Выходи, сказал, – водитель переклонился через ноги Агеева и открыл дверцу.