Михаил Нестеров - Группа особого назначения

Дверь машины осталась открытой, казалось, старый еврей либо передумал выходить, либо забыл.

По ногам дуло. Евсей не замечал сквозняка, водитель — напротив.

— Дует, Евсей Михайлович, — прозрачно намекнул он.

— Да, дует, — машинально ответил Кришталь, сосредоточившись на своих мыслях.

Шура снова бестактно намекнул:

— Евсей Михайлович, сегодня по расписанию расчет.

— Какой расчет? — не понял Кришталь.

— Ну, аванс или получка, — по-совдеповски пояснил Шура.

— Именно поэтому вы завели разговор о частном извозе? Намекнуть изволили?

— Да что вы! — горячо запротестовал водитель.

— Не отпирайтесь, у вас все написано на лице. — Евсей достал из кармана толстую пачку денег, дебелыми пальцами отсчитал несколько крупных купюр. Водитель, указывая глазами на большую часть, снова пошутил:

— Это мое?

— Шура, хотите, я расскажу вам одну историю? — вместо ответа спросил Кришталь.

— Сначала закройте дверь.

— Хорошо. — Еврей исполнил просьбу своего личного водителя. — Так вот, Шура. Однажды на борт красавца сухогруза для досмотра поднялся таможенник и так же, как вы, откровенно, но глупо спросил у капитана: «Наркотики есть?» Зачем капитану отпираться, правда? Он правдиво отвечает: «Конечно, есть!» И — достает «дипломат», до отказа набитый героином. Таможенник обмер. Однако, как и полагается, продолжил опрос: «А валюта есть?» — «Конечно, есть!» — отвечает честный капитан и достает из-под стола каюты еще один тяжелый «дипломат». Таможенник боязливо открывает его, и у него зеленеет в глазах. «Это что, все ваше?!!» — спрашивает он, еще не веря в удачу. «Нет, — снова откровенничает капитан, — это ваше. Мое в трюме». Так вот, Шура, это ваше. — Евсей протянул водителю несколько купюр. — А это мое. — И спрятал большую часть денег в карман.

— Я надеялся на премиальные, — вздохнул водитель, принимая деньги.

— Кстати, о надежде... Слышали притчу о ее внезапной кончине?

— Ну вот, вы опять шутите, — проговорил Шура. — А я говорю вполне серьезно.

— Знаю, знаю, сейчас вы снова поведете разговор о своей жене, о том, что она на сносях.

— А что, мне надо было посоветоваться с вами? — немного обиделся водитель.

— В вашем голосе я уловил алчность, — констатировал еврей, — но отнюдь не обиду, которую вы напустили в голос. Посему, думаю, не обидитесь и дальше. Влюбленные глупеют, Шура, это доказано математически. Однако умнеют довольно быстро, обычно через девять месяцев. И эти цифры также неотвратимо являются чистой математикой.

Внезапно Шура бесцеремонно толкнул шефа локтем в бок.

— Смотрите, Евсей Михайлович...

Еврей проследил за его взглядом. Его глаза остановились на высоком человеке в кожаной куртке. Несмотря на мороз, человек был без головного убора. Он стоял у забора и улыбался. Вот в дружеском приветствии его рука взметнулась над головой.

— Шура, — голос еврея внезапно сел, — если это сон, то очень красивый.

— Вы тоже узнали его?

— Если не разглашать имен, то этот человек носит почетный номер один.

Евсей торопливо вышел из машины, поправляя на ходу элегантное атласное кашне.

Кавлис шагнул навстречу.

— Здравствуйте, Евсей Михайлович! — приветствовал он еврея. — Узнали меня?

— Боже правый... — Евсей на секунду прикрыл глаза. — Все не так... Нет, все не так. Вы все испортили, Коля, я представлял нашу встречу совсем иначе. Я должен был спокойно идти по тротуару, а вы — окликнуть меня, пригвоздить к месту приветствием. А сейчас я даже не вздрогнул. Здравствуйте, Коля!

Нисколько не рисуясь, Кришталь приблизился к Кавлису и тепло обнял его.

— Рад, рад вас видеть, молодой человек. — Он отстранился, покачивая седой головой и продолжая сжимать руку Кавлиса. — Но что же вы один? А где ваши друзья? Где тот симпатичный голубоглазый парень, которого однажды вы рискнули назвать моим другом?

Николай выдержал короткую паузу.

— Он погиб, Евсей Михайлович.

Плечи Евсея опустились. Он с минуту молчал, глядя себе под ноги. Наконец поднял глаза на собеседника.

— Там? — спросил он, кивнув головой в сторону.

— Да, — ответил Кавлис.

— А остальные ребята?

— Вернулись только четверо.

— Да, — еще раз вздохнул Евсей. — Я предчувствовал это. Вы даже не представляете себе, Коля, с каким тяжелым сердцем я возвращался из Таджикистана. Мне справедливо казалось, что я бросаю вас. Но помочь я уже ничем не мог.

— Вы очень много сделали для нас, мы всегда помним об этом.

— Да, да. — Евсей встрепенулся. — Ну что же мы стоим на улице?.. Ну-ка, молодой человек, пойдемте со мной, посмотрите, как влачит свое жалкое существование заслуженный пенсионер Кришталь. Кивните вон тому влюбленному математику, что сидит в машине, — и пойдем. Если мне не изменяет память, он имел удовольствие видеть вас в горах Таджикистана.

— Одну минуту. — Кавлис оставил Евсея и подошел к машине. Шура к этому времени выпустил баранку из рук и вышел навстречу.

Они поздоровались. Кавлис стоял к Евсею боком, старый еврей смотрел на него, то и дело качая головой. Он не спросил Николая, освободили ли они своего командира из плена, — зачем это? — и так ясно, что да. Иначе остались бы все там, на чужой земле, под чужим небом, неродными звездами, бледной луной; в тот раз, словно предчувствуя беду, луна исходила мертвенным светом, открыто освещая губительную для русских парней землю.

Евсей не лицемерил, на душе у него действительно было скверно. И потом несвойственно для себя он долго переживал за ребят. Но больше от неизвестности: живы ли они? все ли?

Сейчас ему тоже нелегко, но все же чуть полегче; он увидел Николая, узнал, что не все сгинули в проклятых горах... Но того парня жаль. Еще тогда Евсею показалось, что смотрит он в глаза покойника, живого покойника, видит его улыбку, слышит беззаботный голос. Но внутри уже было все напряжено. Жутко, несправедливо. Ох, как несправедливо.

Подошел Кавлис, в его голосе Евсей уловил извиняющиеся ноты. Да и в глазах застыло то же выражение.

— Евсей Михайлович, вы уж извините меня, но я к вам по делу.

— Это все дома, дома, — торопливо ответил Кришталь. — Ступайте за мной.

Обстановка в доме Кришталя оказалась роскошной, как и представлял себе Кавлис. Гостиная бывшего торговца оружием была обставлена модерновой светлой импортной мебелью, пара кожаных кресел необычного оливкового цвета, диван; драпировка стен выглядела несколько темнее мебели. Воздух казался стерильным, пройдя через кондиционированную сплит-систему, которая поглощала табачный дым и убивала микробы. Николай довольно долго и с некоторым недоумением рассматривал старомодную рукодельную «дорожку», протянувшуюся вдоль дивана. Он не очень хорошо знал Евсея, но предположил, что, возможно, «дорожка» была дорога ему как память о маме или бабушке.