Михаил Нестеров - Убить генерала

Урок физики. Учитель по имени Сергей Федорович приводит пример: «Две нити с грузиками на концах кажутся нам параллельными линиями. Однако они пересекаются точно в центре Земли».

Интересно, о чем пойдет разговор у Дронова со своей дочерью? Что они будут обсуждать? Поделятся каким-то общими проблемами, затронут планы на будущее?

Да, очень интересно быть правой рукой создателя. И тем не менее немножко грустно. Оттого, наверное, что ты не вправе даже намекнуть, что на пол упал последний листок с чьего-то календаря. Иначе нарушится жизненный цикл, время потечет по другому руслу, изменятся многие судьбы, расклад определенных сил, реакций. Мир таков, что ты живешь в нем внутри себя и видишь его изнутри. Сложно.

Девочка лежала в кровати и читала книжку. Александр Семенович присел рядом и спросил:

— Что читаешь?

Дочь-пятиклассница откинулась на подушку и закрыла лицо раскрытой книгой, давая возможность отцу прочесть название на обложке. Или скрыла то, что было написано в тот момент на ее лице.

Книга называлась «Приключения Ульяны Караваевой». На обложке была изображена растрепанная рыжеволосая девчонка с вороной на плече. Этакая русская Пеппи Длинный Чулок.

— О чем книга?

Дочь зашлепала губами по странице, не убирая книгу от лица. Ее голос был глуховат и нарочито таинственен.

— Ульяна спасает родного отца, известного изобретателя, пропавшего без вести после взрыва на шахте.

— А ворона?

— Явно досталась по наследству от отца-изобретателя. — Девочка рассмеялась под книжкой.

Александр Семенович потянул книгу на себя и прочел слегка подмоченный текст: «Слухи о том, что Ульяна поймала десятерых бандитов и расправилась с самым опасным преступником, какого когда-либо объявляли в розыск, несколько преувеличены».

— Где ты взяла эту книгу?

— Подруга дала почитать.

— У нас что, своих книг нет?

— Господи! — девочка по-взрослому всплеснула руками. — И ты называешь это книгами? Сплошь энциклопедии! Ты еще назови мою школу школой. Это прям учреждение какое-то. Все ученики с охранниками. Все учителя на измене.

— На чем?

— Да ладно тебе притворяться! Как будто ты не понял.

Свердлин понял это по-своему. Рассудил так: «Читают запрещенную литературу».

21.00. Дронов уже должен быть на месте. Осталось немного.

Огневая позиция. В самый последний момент Близнец попросил место с левой стороны рубежа, хотя в тире он занимал позицию справа.

— Мне так удобней, Андрей. — И едва не ответил резко, видя недовольство товарища: «Полковник Хворостенко изменил решение, а мне что, нельзя?» Это не было прихотью. На позиции второй снайпер все время находился один, в то время как Андрей к рубежу не подходил. Но когда он занял место рядом, то Виктор сразу почувствовал, что ему что-то мешает. Ощутил дискомфорт, тяжесть в локте и вот-вот ожидал удара. Эмоционально же почувствовал неприязнь к Проскурину — не как к напарнику, а как к соседу, который неожиданно приперся в гости, сел за стол и поставил на него локти. Странное ощущение, подсознательное.

Капитан уступил свое место. Вставая, он взглянул в окно.

Черный «Мерседес» стоял в пяти метрах от подъезда. На нем был номер с российским триколором, принадлежащий к серии «ФЛ»: «А730АМ». Буквально две минуты назад из лимузина вышел Дронов. Как всегда, его опекали два телохранителя. Один развернул бронещит, прикрывая генерала, а другой, шагнувший к подъезду первым, не выпускал рукоятки автомата, скрывавшегося в «дипломате». Прошли даже не секунды, а мгновения, и площадка перед парадным опустела. Быстро, профессионально работают телохранители, в очередной раз отметил капитан Проскурин.

Охранники вышли из подъезда и направились к машине, попутно шаря глазами по окнам дома. Даже показалось, что зацепились взглядом за окно, расположенное в сотне метров от них. Может, и отметили, что оно, открытое, представляет неплохую снайперскую позицию. У каждого своя работа, они с полвзгляда должны отмечать такие нюансы. Однако открытых окон хватало, равно как распахнутых настежь балконов.

— Так удобно?

— Да, — спокойно ответил Близнец, не обращая внимания на все еще недовольный тон напарника, занявшего его место. — Так гораздо лучше.

Крапивин не пропустил момент, когда генерал появился в прихожей. Кремлевский чиновник был в военной форме, фуражку снял, видимо, еще в подъезде. Крапивин чуть повел стволом, провожая Дронова, шагнувшего из прихожки в комнату.

Вот уже во второй раз Близнец видел генерала в оптику. Сесть бы в машину времени, перенестись на полтора года назад и преподнести подарок всем: министру обороны, прилетевшему в Моздок, себе, Проскурину, Хворостенко и еще многим людям, за которых было обидно. Или перенестись хотя бы на год, услышать недовольный голос: «Ну где этот снайпер?!» и ответить: «Он здесь!» Выхватить автоматический «стечкин» и разрядить всю обойму.

Сейчас же приходилось слушать капитана-инструктора.

— Внимание! Все внимание на зеркало! — Проскурин нервничал и не скрывал своего состояния. Он с каждой минутой продолжал доказывать, что как снайпер изжил себя.

— Спокойно, не психуй! — Это уже Виктор Крапивин слегка прикрикнул на товарища. Пришла пора взять инициативу на себя. — Не можешь срать, не мучай жопу. Лучше вообще не стреляй. Я один.

— Нет, нет! Я справлюсь...

«Это работа ученика. Пока еще ученика. Он справится с ней. Но с ним придется много работать».

Андрей понимал, как ему будет тяжело на позиции, но не представлял, до какой степени. Он словно впервые взял в руки винтовку и впервые собирался нажать на спусковой крючок, впервые лишить жизни человека. Слышал собственный голос: «Как только твой первый выстрел лишит жизни человека, вернуться с этого пути уже нельзя...» И соглашался: уже нельзя.

Ему стало страшно, когда он вдруг представил себя одного на огневой позиции. Одного. И был готов снова поменяться с Виктором местами, спросить, удобно ли ему. Готов был вспомнить клятву, которую мысленно давал второму снайперу:

Я обязуюсь переносить и готовить к работе специальное оборудование; определять маршрут и темп движения, передвигаться по ТВОИМ следам; помогать в подготовке укрытия и огневой позиции; выявлять и указывать цели; оценивать точность ТВОЕГО выстрела...

Именно его, а не своего выстрела.

Он буквально сварился при виде генерала, кипел, то краснея, то бледнея. Последние минуты, секунды и мгновения вытворяли с ним что-то невообразимое. Его колотило, и он не мог унять этой дикой тряски.

Один. Противоречие. Он был спокоен, когда в одиночестве наблюдал за генералом два, пять, десять дней назад. Тогда его не косила, как сейчас, ненависть к предателю.