Михаил Нестеров - Игра по своим правилам

«А вдруг не заплатят? Обманут?»

Но другого пути у Агаты не было.

— Не так давно из гасиенды дона Рафаэля сбежала русская девушка. Ее приютила Сальма Аланиз. Я не знаю, о чем они говорили, но Сальма вскоре купила туристическую путевку и побывала в Москве. Если вы спросите, откуда я это знаю...

— Я спрошу об этом. Но не здесь. — Мартинес понизил голос до шепота. — Пошла на кухню! Если дернешься, я тебя на куски изрежу!

Мартинес де Хойя возглавлял одну из ячеек структурированного клана Рафаэля Эспарзы и находился на нижнем уровне этой чисто традиционной корпорации. На нем лежали функции по сбору той информации, которая действительно необходима картелю. Заработная плата членам ячейки Мартинеса поступала на счета, контролируемые Эспарзой. Де Хойя давно усвоил кодекс поведения: система не позволит ему ошибиться и не даст ему второго шанса. А если ошибка повлечет за собой смертный приговор, он применится не только к нему — coleno, но и ко всей его семье. Даже сейчас родственники Мартинеса были заложниками и страховкой безопасности — это на случай непредвиденных событий или ареста самого «колено».

Сейчас от его действий зависела безопасность клана, и он четко выполнял предписанные им функции.

Агата впала в ступор. Горячий Мартинес, не обращая внимания на редких посетителей ресторана, рывком поднял ее с места и поволок через весь зал на кухню. Оттуда перешел в подсобку, прихватив с отполированного кухонного стола нож для разделки мяса. Он толкнул женщину к стене и приблизился, обдав ее жарким дыханием.

— Говори, проститутка, откуда ты это узнала! — Де Хойя размахнулся и всадил широкое лезвие ножа в стену, в сантиметре от головы Агаты. — Вначале я отрублю тебе уши и заставлю сожрать их!

Эту «забаву» «колено» Рафаэля Эспарзы называл «карнавалом». Carne vale по-итальянски — «прощание с мясом».

Женщина не могла говорить, дышала с трудом. Мартинес раскачал нож и вынул его из доски. Приставив его плашмя к шее жертвы, он резко вскинул руку. Мочка с массивной золотой сережкой упала к его ногам. Он тут же перехватил нож левой рукой и снова приложил его к шее Агаты.

Она заговорила быстро. Сбивалась и начинала все сначала. С того момента, когда к ней пришла Сальма, а сама Агата стала спонсором ее зарубежной поездки. Терпения Мартинесу было не занимать. Он был взрывной, но усидчивый. Он мог одним махом отрубить ей ухо, но снизошел до малого, когда отсек Агате лишь мочку.

— Где сейчас твой муж?

— Он дома. Ждет меня.

Путь на машине на север от Боготы занял два часа. «Тойота-универсал» миновала собор Сипакиры, высеченный в твердой соляной скале, и свернула с дороги. Она остановилась у одной из соляных шахт, проложенной еще индейцами. Мартинес и два его приятеля «гробовщика» выволокли из машины Луцеро и потащили их к пещере. Руки Агаты и Камило были связаны, рты заткнуты тряпками. Тоннель шел под уклон, Камило часто падал, но всякий раз его пинками поднимали на ноги. Наконец он наткнулся на стену и обернулся. Он зажмурился от яркого света фонаря, направленного на него. Он задыхался от запаха серы и готов был рухнуть в этом тупике замертво. Но прежде он должен был вырыть себе и жене могилу.

Кайло стояло у соляной стены, отсвечивающей изумрудом. Едва веревки на его руках были обрезаны, Камило получил страшный приказ. И не мог ослушаться. Такие же соленые, как и сам рудник, слезы капали у него из глаз. Разлетавшиеся во все стороны куски в свете фонаря казались ледяными. Он долго долбил породу, больше двух часов. Он постепенно умирал, угасал с каждым мгновением этой ужасной предсмертной пытки. Когда он бросил старое кайло и в очередной раз выгреб соляные крошки лопатой, ему снова связали руки. Он ожидал выстрела в затылок. Но ощутил прикосновение ножа на спине. Мартинес располосовал его спину несколькими широкими движениями и переключился на его жену. Первым столкнули в яму Камило. Следом за ним туда отправилась Агата. Они извивались, как черви, пытаясь увернуться от соленых глыб, крошки и белой пыли. Под их спинами образовался адов ковер, жаливший их, разъедавший нанесенные острым ножом раны. Они были еще живы, когда их могилу «гробовщики» начали заливать водой. Вскоре на том месте образовалась твердая соляная корка. Они хорошо знали свое ремесло.

У Сальмы было две дочери девяти и восьми лет. Их насиловали у нее на глазах, а ее — на глазах у детей. Ее муж стоял на коленях посреди комнаты и рыдал в голос. Сальма молча сносила надругательства, дети кричали на всю деревню. Жители попрятались, как тараканы, когда в поселок по горной дороге приехали две машины. На них не было отличительных знаков, но все знали, кому они принадлежат. В этом краю никто не отстаивал свои интересы — их защищал один человек. Его методы не отличались от методов его противников. Здесь не было недовольных; парамилитарес и прочие повстанцы, также тесно связанные с кокаиновым картелем дона Эспарзы, приезжали лишь по приказу Рафаэля.

Замолкли собаки, куры, коровы. Постепенно угасли голоса детей. Уехали машины. К дому Аланиз потянулись женщины. Мужчины, вооружившись лопатами, прямиком направились к кладбищу...

В асьенда Сан-Тельмо тоже стояли крики. Рафаэль, как всегда равнодушно, смотрел, как его свиньи пожирают себе подобных. Они рвали тела трех последних оставшихся русских девушек. Вскоре от них остались лишь волосатые черепа и кости.

Эспарза выбросил мокрый окурок и встал с плетеного кресла, стоящего перед высокой решеткой свинарника. Он точно знал, кто вскоре перелетит через эту ограду. Преданный Энрике Суарес лишь пробежал по следам русской беглянки. Тогда как должен был с пристрастием допросить хозяев, приютивших ее.

Сегодня Колумбия отмечала праздник — День независимости.

Испания

Абрамов собрал своих людей на служебной террасе. Первым слово взял Николай Кокарев.

— Тяжелая телка, — подводил он итог своим наблюдениям. — Прилипала. У нее на репе выгравирована мания преследования. Заведешь такую подругу — она не отстанет ни на шаг. Ты на шашлыки — и она с тобой. Застолбит права на твою личность. Дай я тебе воротник поправлю, дай волосы со лба уберу, дай соринку из глаза языком вытащу. Причем у всех на виду. И будешь ходить как оплеванный. Утомит, блин, своей латиноамериканской страстью. Хули мы — надо Агутина с гитарой вызывать. Или Иглесиаса-младшего.

— А ротик у нее рабочий, как у Моники Левински, — сказал Весельчак.

— Ты про кого сейчас, про Иглесиаса?

— Кок, умолкни. Слушать тебя после ужина лень.

— Ты вел наблюдение только за Паулой? — строго спросил Абрамов. — Бросай валять дурака!

— Ты прав, — Кок мелко покивал. — Энрике был у меня как на ладони. Он смотрел на Джеба, как на личинку майского жука. — Николай перевел взгляд на командира группы. — Кто для него ты? Инструктор, пусть даже суперпрофессионал, работяга. Такие, как он, уважают сильных личностей. Если бы ты был боссом этого отеля — другое дело. Только этот момент мы не учли, поздно разворачивать лыжи. Даже если Лолка подпишет тебе дарственную на отель и призовет в свидетели самого Энрике. Короче, "он был монтером Ванею, но в духе парижан присвоил себе звание «электротехник Жан». Энрике не отстанет от девчонки ни на шаг. А поднажмешь на него, нарвешься на разборки.