Михаил Нестеров - Оперативное вторжение

Не тот пульт, не та дистанция. Нет под креслами борзописцев смертельных зарядов.

И все же Ахмед попробовал успокоиться. Он потерпел поражение, но все же цель отчасти была достигнута: несколько десятков молодых чеченцев, проходящих службу в Российской армии, пошли на крайние меры. Вместе с артистками народного танца, людьми более чем мирными, людьми от искусства, от национальной культуры, которые осознанно пошли на жертву...

Резонанс. Противостояние на новом уровне. И об этом скоро узнает весь мир. Или Свет — что актуально в этой солнечной стране. Старый Свет и Новый. Тот и этот.

Ахмед хотел запустить в телевизор пультом, но раздумал: за причиненный гостиничному номеру ущерб придется платить.

Новоград

Кудряшов в эту ночь не сомкнул глаз. Вообще она изначально носила определение «бессонной». Да и следующая, видимо, тоже. Генерал пока не сумел ответить на вопрос, сколько времени Кемаль собирался удерживать заложников. Навскидку — сутки, не больше.

Жертвы были минимальны — сорок шесть человек, включая служащих, милиционеров, спецназовцев и одного конвойного. Могло быть в пятнадцать раз больше. И должно быть на одного больше. По предварительным данным, среди убитых не оказалось Николая Ильина. Его товарищей буквально изрешетили, что само по себе говорило о том, что командир группы должен иметь примерно столько же входных и выходных пулевых отверстий. Самое логичное объяснение было простым: он бросил своих бойцов, сложив временные полномочия, и скрылся под шумок. Пока район базирования группы Андрея Кабаева не был блокирован силами спецназа, он мог уйти. И даже помахать ручкой своему благодетелю полковнику Артемову. Заодно и начкару Родкевичу; вот уж с кого взыщется, вот уж на ком отыграются по полной программе. Опять же, по последним данным, старший лейтенант Родкевич содержится под стражей в КПЗ городского управления внутренних дел. По соседству с ним — конвойные. Четверо осужденных спецназовцев, включая Евгения Тропкина, помещены в следственный изолятор.

Позже версия Кудряшова нашла подтверждение: Ильин, воспользовавшись формой убитого лейтенанта милиции Пушкарева, преспокойно сел в «Скорую» и был таков.

Николай Ильин оказался умнее своих товарищей, но на свободе ему гулять недолго. Кудряшов отдал распоряжение к задержанию преступника. Теперь каждый постовой имел фотографию и располагал словесным портретом Ильина, а также «перечнем» его особых примет: высокий — 187 сантиметров, худощавый, сутуловатый, лицо круглое, глаза серые большие. Особо опасен при задержании, при себе может иметь огнестрельное и холодное оружие. Так что у него мало шансов остаться в живых.

Сказать, что Кудряшов боялся Ильина, нельзя. Беспокойство — от легкого до среднего, в зависимости от настроения. А настроение менялось — от очень хорошего до хорошего. Генерал прилетел сюда на самолете, а в столицу вернется на коне.

Ворота города.

Беседа с полковником Артемовым заняла не более десяти минут. Собственно, вопросы — ответы.

Для отчета. Во всяком случае, на это надеялся сам Кудряшов. Однако полковник военной разведки молчал, пользуясь как бы двойным правом не отвечать на вопросы.

— Чем вы руководствовались, склонив старшего лейтенанта Родкевича к нарушению инструкций конвойной службы? С какой целью вы прибыли в Но-воград? Какие вопросы вы задавали Ильину? Это ваш диктофон? Что записано на пленке?

На пленке была записана тишина.

Москва, месяц спустя

Полковник Артемов уже начал потихоньку собирать свои вещи. Нашел то, что считал давно потерянным. Например, очки в мягком футляре — они оказались в дальнем углу сейфа, расческу, которая умещалась в нагрудный карман и долгое время была для Михаила Васильевича чуть ли не талисманом.

— Не торопитесь, шеф, — зудела над ухом секретарша, — все еще только начинается.

— Вот это ты меня успокоила! Обнадежила. Я-то думал, что все идет к концу...

К логическому концу — хотелось верить. Вот завтра снова на допрос. И послезавтра наверняка. Не может же так продолжаться вечно!

Если ему и суждено покинуть стены «Аквариума», то не с самым плохим настроением. Сегодня в сводках появилась срочная информация, касающаяся генерал-полковника Кудряшова. В общем, произошло событие, о котором Артемов не мечтал, может быть, но втайне надеялся, что оно рано или поздно случится. У генерала был беспроигрышный вариант — смахнуть промахи в работе на осужденных десантников, что он с успехом и проделал. А что же полковник Артемов? Он предостерегал бойцов от ошибок, за каждым его словом стояли десятки жизней. Но он не мог представить простой вещи, что каждое его слово будет буквально использовано против него. Ума не хватило.

Люди третьего сорта. С соответствующим клеймом на лбу. Что бы они ни совершили хорошего, так и останутся изгоями.

Вообще операцию по освобождению заложников назвали самой успешной в истории террора. Журнал «Фигаро» снизошел до дефиниции «блестящая». «Шпигель» назвал генерал-полковника Кудряшова «Суворовым современности»: «В том, что спецоперация прошла в рекордно короткие сроки и с минимальным количеством жертв, есть личная заслуга замминистра внутренних дел России Кудряшова». А как облизывали генерала государственные телеканалы и пресса — лучше не вспоминать.

Да, правду говорят: даже самый великий человек не стоит ничего без прессы.

Роман Семенович, надо отдать ему должное, после пресс-конференции согласился всего лишь на одно интервью центральному телеканалу. Ни в газетах, ни по радио он ни разу не засветился. И вот только сегодня его имя снова прогремело на всю страну и ее окрестности. «Ну что ж, поздравляю», — коротко прокомментировал сообщение Михаил Артемов. И только после этого его сердце вдруг бешено заколотилось... Оно запоздало с реакцией.

Вчера после очередного допроса, который проходил в Генпрокуратуре, Михаил Васильевич встретил человека, увидеть которого уже не надеялся. Озабоченный невеселыми думами после двухчасового разговора со следователями прокуратуры, полковник сел в свою «четверку» и завел двигатель. С места тронулся рывком, как начинающий: его напугали громадные и круглые глаза в панорамном зеркальце. Он не воскликнул: «Коля, ты жив! Как ты, Коля, себя чувствуешь!» Он сказал:

— У меня ж машина на сигнализации стояла...

Чила в ответ подмигнул:

— Мне теперь любая сигнализация до балды: плохо слышу. Контузия. Поехали, Михаил Васильевич. На Большой Дмитровке толкового разговора не получится. — Когда полковник тронул свою «четверку» во второй раз и снова рывком, Николай спросил: — И нравится тебе ездить на этом ведре с болтами и гайками? Хочешь, я...